ЖИВОТНЫЕ ОБРАЗЫ ДРЕВНИХ БОГОВ РАСТИТЕЛЬНОСТИ

[Astrolog]

Дионис в виде козла и в виде быка. Фактом, вроде бы мы его ни разъясняли, остается то, что в обычаях евро крестьянства дух зерна выступает, обычно, в животной форме. Нельзя ли положить данный факт в базу разъяснения дела тех либо других животных к старым божествам растительности - Дионису, Деметре, Адонису, Аттису и Осирису? Начнем с Диониса. В одних вариантах этот бог, как мы имели возможность убедиться, представлен козлом, в остальных - быком. Дионис-козел практически ничем не различается от второстепенных богов - всех этих Панов, Сатиров, Силенов, находившихся с ним в близком родстве и также наиболее либо наименее нередко изображавшихся в козлином обличье. Пана, например, греческие архитекторы и живописцы постоянно изображали с мордой и ногами козла. Сатиров изображали с остроконечными козлиными ушами, а в других вариантах - с пробивающимися рожками и хвостиком. Время от времени эти божества называли просто-напросто козлами, и актеры, которые выступали в роли этих богов, облачались в козьи шкуры. В таком же одеянии древнейшие живописцы изображали Силена. А относительно Фавна, италийского двойника греческих Панов и Сатиров, понятно, что он был наполовину козлом, поточнее, козлоногим и козлорогим человеком. Все эти второстепенные козловидные божества владеют наиболее либо наименее ярко выраженными качествами лесных богов. Так, обитатели Аркадии звали Пана Королем Леса. Что до Силенов, то они были тесновато соединены с нимфами деревьев. Относительно Фавнов положительно понятно, что они были лесными божествами. Еще больше выпукло это свойство помогает выявить связь Фавнов и даже их отождествление с Сильваном и Сильванами: уже из имени крайних явствует, что идет речь о духах леса. В конце концов, ассоциирование Сатиров с Силенами, Фавнами и Сильванами обосновывает, что 1-ые также были лесными богами. Двойники этих козловидных духов имеются и в фольклоре народов Северной Европы. К примеру, русским их лесные духи - лешие (от слова лес) - представляются в людском виде, но с козлиными рогами, ушами и ногами. Собственный рост леший может изменять как ему заблагорассудится: леший, идущий по лесу, - ростом с дерево, а прогуливающийся по лугам - не выше травки. Часть леших является не только лишь духами леса, да и духами хлеба. Перед началом жатвы такие лешие вырастают до высоты хлебных колосьев, а опосля нее сжимаются до уровня жнивья. Это свойство леших показывает на существование тесноватой связи меж духами деревьев и духами хлебов и на то, с какой легкостью 1-ые духи могут преобразовываться во вторых. Относительно Фавнов также бытовало поверье, что они содействуют росту посевов. Как мы уже убеждались, дух зерна нередко стает в народных обычаях в виде козла. Все эти Паны, Сатиры и Фавны, ежели верить Маннхардту, принадлежат к бессчетной разновидности козловидных лесных духов.

[Astrolog]

Почему так нередко лесные духи выступают в обличье козла? Нужным, а может быть, и достаточным основанием для этого является пристрастие козлов к лесным прогулкам, также их склонность обгладывать древесную кору, которой они причиняют чрезвычайно большой вред. Итак, вопреки всякой логике, бог растительности питается той растительностью, которую олицетворяет? Да, это так, но разум первобытного человека не направляет внимания на эту неувязку. Непоследовательности такового рода всплывают, когда бог перестает быть кое-чем внутренне присущим растительности и начинает рассматриваться как ее владыка либо владелец. Мысль о обладании растительностью, естественно, наводит на мысль в том, что владеющий ею питается. Хлебный дух, сначало являвшийся составной частью самого зерна, позже стал рассматриваться как владыка зерна, который ни питается, а будучи лишен таковой способности, нищает и испытывает чувство голода. Потому нередко дух зерна зовут Бедняком либо Нищенкой. Время от времени (фермеры) оставляют крайние колосья на корню для Бедной Старухи либо Ржаной Старухи. Обширно распространенное представление о духах леса как о козлах является, таковым образом, естественным для разума первобытного человека. Потому ежели оказывается, что Дионис, бог деревьев, время от времени воспринимает обличье козла, то нам следует сделать вывод, что это обличье является менее как частью его изначальной природы - природы бога деревьев. Иными словами, нет нужды разъяснять козлиную ипостась этого бога слиянием 2-ух самостоятельных, независящих культов, в рамках 1-го из которых он вначале являлся богом деревьев, а в рамках другого - козлом. Дионис, как мы лицезрели, выступал также в виде быка. Лишь что проведенный анализ дозволяет надеяться, что и эта оболочка окажется всего только очередной парафразой Диониса - бога растительности. Мощным аргументом в пользу такового догадки будет то, что в Северной Европе всераспространенным эмблемой хлебного духа служит бык, а тесноватая связь Диониса с Деметрой и Персефоной в Элевсинских мистериях показывает, самое наименьшее, на ярко выраженную связь этого бога с земледелием. Выдвинутая нами гипотеза выиграет в достоверности, ежели получится показать, что древнейшие убивали быка как представителя духа растительности не только лишь на ритуалах Диониса. Конкретно так поступали афиняне во время жертвоприношения, носившего заглавие "быкоубийства" (буфонии). Совершалось оно кое-где в конце июня - начале июля, что приблизительно совпадало с окончанием обмолота зерна в Аттике. Это жертвоприношение, по преданию, было учреждено для того, чтоб положить конец засухе и голоду. Протекало оно последующим образом. На бронзовый алтарь Зевса, хранителя городка, в Акрополе клали ячмень, перемешанный с пшеницей, либо приготовленные из их пироги. Вокруг этого алтаря прогоняли волов: в жертву приносился тот из их, который подступал к алтарю и съедал подношение. Топор и ножик, которыми закалывали животное, предварительно увлажняли водой, принесенной девушками-водоносами. Позже орудие затачивали и передавали палачам, один из которых валил вола ударом топора, а иной ножиком перерезал ему гортань. Повалив быка, 1-ый палач отбрасывал топор в сторону и удирал. 2-ой палач следовал его примеру. Тем временем вола успевали освежевать, и всем присутствующим давали отведать его мяса. После чего воловью шкуру набивали травой и зашивали. Чучело поднимали на ноги и впрягали в плуг, вроде бы намереваясь пахать. Потом под председательством так именуемого "царя" устраивали трибунал для установления того, кто же убил вола. Девушки-водоносы возводили обвинения на парней, которые точили топор и ножик, те же в свою очередь винили людей, которые передали орудия экзекуции палачам, а эти крайние - самих палачей. Палачи же ложили вину на топор и ножик, которых находили виновными, выносили им приговор и выбрасывали в море.

[Astrolog]

Само заглавие жертвоприношения ("быкоубийство"), старания, прилагаемые его участниками для того, чтоб переложить вину за убийство на плечи остальных, официальный трибунал и вынесение приговора топору либо ножику либо и тому и другому все это свидетельствует о том, что вол был не попросту жертвой, приносимой богу, но священным животным, умерщвление которого мыслилось как святотатство. Это мировоззрение подкрепляется замечанием Варрона о том, что в древности убийство вола числилось в Аттике преступлением, караемым смертной казнью. Выбор жертвы показывает на то, что вола, отведавшего зерна либо пирогов, разглядывали как божество хлеба, вошедшее во владение своим достоянием. 24 либо 25 апреля обитатели равнины Бос (в области Орлеана) изготавливают соломенное чучело по прозвищу Великий обжора. Старенькый Обжора, по их выражению, к этому времени погибал, и ощущалась необходимость заменить его новеньким. В сопровождении праздничного шествия чучело проносят по деревне и помещают на ветвях самой старенькой яблони. Оно остается там до окончания сбора яблок, после этого его снимают и кидают в воду (либо сжигают, а пепел выбрасывают в воду). Лицо, срывающее с дерева 1-ые яблоки, удостаивается чести зваться Великим обжорой. В данном случае чучело по прозвищу Великий обжора, находящее пристанище на ветвях наистарейшей яблони, выступает в роли представителя духа дереза, умирающего в зимнюю пору и оживающего в весеннюю пору, когда цветут яблоневые деревья. Потому и человека, срывающего с дерева 1-ый плод (прозываемого также Великим обжорой), следует разглядывать как представителя духа дерева. Первобытные народы, обычно, пробуют первины урожая только опосля того, как совершен ритуал, который делает этот акт благочестивым и безопасным. Причина такового поведения заключается в том, что первины урожая, по их убеждению, принадлежат богу и даже содержат в для себя бога. Так что в существе, будь то человек либо животное, которое безбоязненно прикасается к священным первинам урожая, естественно, начинают созидать само божество, принявшее вид человека либо животного. Время совершения афинского жертвоприношения (оно приходилось приблизительно на конец обмолота) говорит в пользу догадки, что ячмень и пшеницу ложили на алтарь в качестве жатвенных приношений. Последующая за сиим ритуальная трапеза, участники которой причащались мясом священного животного, припоминает жатвенные ужины в современной Европе, во время которых жнецы едят мясо животного-представителя хлебного духа. Предание, согласно которому жертвоприношение в Афинах было учреждено, чтоб прекратить голод и засуху, является еще одним аргументом в пользу того, что идет речь о праздничке урожая. Воскресение хлебного духа, которое символизируется тем, что чучело быка поднимают и впрягают в плуг, можно сопоставить с воскресением духа дерева в лице его представителя-Дикаря. Бык выступает в качестве представителя духа хлеба и в остальных частях света. Обитатели Великого Бассама (в Гвинее) убивают 2-ух волов, чтоб обеспечить неплохой сбор. А чтоб жертва возымела подабающее действие, волы должны рыдать. Для этого дамы селения усаживаются перед волами и поют: "Вол зарыдает, о, да зарыдает вол!" Время от времени дамы совершают обход животных, бросая им в глаза муку маниоки либо пальмовое вино. Когда из глаз волов начинают катиться слезы, местные обитатели пускаются в пляс и поют; "О, вол рыдает, рыдает вол!" После чего двое парней хватают животных за хвосты и одним махом отрубают их. Ежели хвост не получится обрубить с первого удара, то в течение года, по местному поверью, произойдет какое-то ужасное несчастье. Волов режут, а их мясо съедают вожди. Слезы быка, подобно слезам людей, приносимых в жертву у ацтеков и кондов, вероятнее всего, являются дождевыми чарами. В неких вариантах, как мы лицезрели, предполагается, что сила духа хлеба, воплотившегося в животном, находится в его хвосте; "хвостом" духа в отдельных вариантах считают крайний сноп. Это представление находит выражение в бессчетных скульптурных монументах митраизма, на которых Митра представлен ставящим колено на спину быка и вонзающим ему в бок ножик. На неких из этих памятников бычий хвост оканчивается 3-мя колосьями, а на одной скульптуре заместо крови из ножевой раны у быка показываются хлебные колосья. Из этих памятников изобразительного искусства явствует, что бык-принесение его в жертву составляло центральную часть культа в митраизме,по наименьшей мере в одном из собственных качеств, рассматривался как воплощение духа хлеба.

[Astrolog]

Еще больше разумеется в качестве представителя духа хлеба вол выступает в обряде встречи весны, справляемом во всех провинциях Китая. В 1-ый день весны, который по китайскому календарю совпадает с началом Новейшего года и приходится на 3 либо 4 февраля, губернатор либо начальник городка в сопровождении процессии направляется к восточным воротам городка и там приносит жертву божественному Землепашцу, изображаемому с бычьей головой на теле человека. Для такового варианта изготавливают скульптуру вола, скотины либо буйвола огромных размеров и устанавливают ее рядом с сельскохозяйственными орудиями у выхода из восточных ворот. Скульптура представляет собой древесный основа с наклеенными на него кусочками разноцветной бумаги; оклейка производилась слепым человеком либо в согласовании с указаниями местного некроманта (вызывателя душ). По цветовой политре наклеенной бумаги можно судить о погодных критериях наступающего года. Ежели преобладает красноватый цвет, нужно ожидать пожаров, ежели белоснежный - широкого разлива рек и изобилия дождиков. Мандарины медленной поступью обходят вокруг скульптуры вола и при каждом шаге что есть мочи колотят ее разноцветными прутами. Изображение заполнено пятью различными видами зерна, удары прутов пробивают в нем бреши, через которые зерно пробуждается на землю. Клочья бумаги кидают в огонь, а присутствующие, давя друг дружку, стараются их ухватить. Считается, что те, кому это получится, будут благоденствовать в протяжении всего года. После чего убивают буйвола, тушу которого распределяют меж мандаринами. Согласно одному сообщению, скульптуру быка лепят из глины. Поначалу ее колотит губернатор, после этого собравшиеся кидают в нее камнями до того времени, пока глиняный бык не разлетается на кусочки, что служит предзнаменованием обильного урожая. В роли хлебного духа тут выступает набитый зерном бык, части тела которого, как считается, приносят плодородие. Все это дозволяет нам сделать вывод, что Дионис в виде козла и Дионис в виде быка был сначала богом растительности. Китайские и европейские обычаи, которые мы лишь что привели, проливают, видимо, свет на древнегреческий обычай разрывать живого быка на части во время дионисийских мистерий. На части животное разрывают для того, чтоб каждому из участников культа досталась частичка его животворящей, оплодотворяющей силы. Точно так же поступают конды с человечьими жертвами. Участники культа причащались сырым мясом, а его остаток забирали с собой и зарывали в полях либо употребляли с некий иной целью, чтоб отдать богу растительности возможность оказать благотворное действие на рост земных плодов. Не исключено, что участники дионисийских мистерий инсценировали воскресение бога так же, как участники обряда "быкоубийства" в Афинах, другими словами набивали чучело быка и ставили его на ноги. Воплощение Деметры в видах свиньи и лошадки. Переходя к богине хлеба Деметре, нельзя не вспомнить, что в европейском фольклоре обыденным воплощением хлебного духа была свинья. Возникает вопросец: а не могла ли свинья - животное, настолько тесновато связанное с Деметрой, - сначало служить воплощением самой богини? Ведь свинья, как понятно, была посвящена Деметре. Греческие живописцы изображали богиню несущей свинью либо в сопровождении свиньи. Числилось, что свинья была ее жертвенным животным, типо поэтому, что свиньи наносят вред посевам и в силу этого являются неприятелями богини. Вправду, случается, что опосля того, как животное воспринимается как бог либо, напротив, бог как животное, бог сбрасывает с себя эту оболочку и воспринимает чисто антропоморфный вид. В таком случае в животном, которое сначало приносили в жертву в качестве бога, люди начинают созидать жертву, приносимую богу из-за его враждебности к данному животному. Такую метаморфозу претерпел Дионис; может быть, ее претерпела и Деметра. В пользу того, что сначало свинья являлась воплощением самой богини хлеба Деметры либо ее дочери и двойника Персефоны, молвят ритуалы, совершавшиеся во время тесмофорий, 1-го из праздничков в честь данной богини. В Аттике тесмофорий были осенним празднеством, роль в каком воспринимали только дамы. Участницы тесмофорий отмечали траурными ритуалами нисхождение Персефоны (либо Деметры) в подземный мир и с радостью приветствовали возвращение богини из королевства мертвых. 1-ый день праздничка в согласовании с сиим назывался деньком нисхождения либо деньком восхождения, а 3-ий деньком богини, "производящей на свет красивые плоды" (Kalligeneia). Участницы тесмофорий, обычно, кидали в "пропасти Деметры и Персефоны" (другими словами в священные пещеры и склепы) свиней, лепешки и сосновые ветки. В этих пещерах и склепах, по преданию, обитали змеи, стоявшие на охране пещер и поедавшие огромную часть свинины и лепешек. Потом, вероятнее всего на последующем праздничке тесмофорий, сгнившие остатки свиней, лепешек и сосновых веток поднимали наверх женщины-"извлекательницы", которые опосля трехдневного ритуального очищения спускались в пещеры и, отпугивая змей хлопаньем в ладоши, поднимали испортившиеся останки и складывали их на алтаре. Тот, кому удавалось овладеть кусочком подгнившего мяса и лепешки и посеять его совместно с семенным зерном, мог не колебаться в неплохом урожае.

[Astrolog]

Один из эпитетов Деметры. - Прим. пер. Чтоб разъяснить этот варварский старый ритуал, была придумана легенда такового содержания. Когда Плутон похищал Персефону, некоему свинопасу по имени Эвбул случилось пасти стадо как раз на месте этого действия. Пучина, в какой Плутон исчез совместно с Персефоной, впитала все его стадо. Потому каждый год во время тесмофорий свиней сбрасывали в пещеры в память о исчезновении эвбулова стада. Из этого следует, что сбрасывание свиней в склепы на тесмофориях было составной частью катастрофического нисхождения Персефоны в подземный мир. А из того, что сбрасывали конкретно свиней, а не скульптуры Персефоны, мы можем заключить, что это обрядовое действие служило не сопровождением нисхождения Персефоны, а самим сиим нисхождением, иными словами, что свиньи-то и являлись Персефоной. Когда позже Персефона и Деметра (эти богини были эквивалентны) приняли человечий о лик, появилась необходимость подыскать причину, по которой на тесмофориях в пещеры сбрасывали конкретно свиней. С данной целью греки и придумали легенду о том, что недалеко от места похищения Персефоны паслось-де стадо свиней, которое исчезло под землей совместно с женщиной. Легенда эта является менее как неуклюжей попыткой перебросить мостик меж старым представлением о духе хлеба как о свинье и новеньким представлением о нем как о богине в виде дамы. Отзвук наиболее старого представления докатился до нас, вообщем, и в данной легенде: когда скорбящая Деметра пустилась на поиски Персефоны, свинья наступила на следы девушки и стерла их. Отсюда можно заключить, что сначало отпечатки ног свиньи, Персефоны и Деметры ничем не отличались друг от друга. Тесноватая связь свиньи с хлебом находится также в предании, согласно которому свинопас Эвбул был братом того самого Триптолема, которому Деметра открыла тайну хлеба; наиболее того, ежели верить одной из версий этого мифа, в благодарность за то, что он сказал богине о судьбе ее дочери, Эвбул тоже получил хлеб в дар из рук Деметры. Следует отметить еще, что участницы тесмофорий, по всей вероятности, употребляли в еду свинину. Трапеза эта, думается, была таинством причащения, во время которого участники культа вкушали тело бога. Тесмофорий в таком толковании сходны с вышеописанными обычаями народов Северной Европы. На осеннем празднестве в честь богини хлеба - мы имеем в виду тесмофорий часть свинины участницы съедали; другую же ее часть держали в пещерах до последующего года, после этого поднимали мясо наверх и перемешивали с семенным зерном, которым засевали поля для обеспечения неплохого урожая. Поблизости городка Гренобля мясо козла, убитого на поле жатвы, частью съедали за жатвенным ужином, а частью засаливали и сохраняли до последующей весны. В Пуйи же мясо вола, которого закалывают на поле жатвы, частью идет на стол участникам уборки урожая, а частью засаливается и хранится до начала весеннего сева, после этого примешивается к семенам либо съедается пахарями (время от времени его употребляют для того и другого). В Удваргели перья петушка, зарезанного в крайнем снопе на поле жатвы, обитатели также хранят до весны, а потом засевают совместно с семенами. В пепельную среду и на Сретенье обитатели Гессена и Мейнингена едят свинину, а оставшиеся кости хранят до начала сева, после этого зарывают их в засеянном поле либо перемешивают в мешке с семенами. В конце концов, хлеб, испеченный из крайнего снопа, - так именуемый "святочный вепрь" - хранится до Рождества, а потом фермеры разрывают его на кусочки, которые во время весеннего сева подмешивают к семенному зерну. Итак, в осеннюю пору фермеры убивают духа хлеба в виде животного. Частью его мяса причащаются участники культа, а другую они хранят до последующего сева либо жатвы в залог того, что на последующий год дух хлеба воскреснет и обретет новейшую силу.

[Astrolog]

Требовательные критики могут возразить нам, что воображение греков ни при каких обстоятельствах не могло представить им Деметру и Персефону в виде свиньи. Отвечая на это возражение, напомним, что в пещере в городке Фигалия (на юго-западе Аркадии) была найдена так именуемая Темная Деметра - скульптура с телом дамы, но с лошадиной головой и гривой. Не правда ли, изображение богини в виде свиньи и ее изображение в виде дамы с конской головой в смысле грубости и неотесанности не достаточно чем различаются друг от друга? В предании о Деметре из Фигалии говорится, что одной из животных ипостасей духа хлеба в Старой Греции, а равно и в современной Европе, была лошадка. Понятно, что, пустившись на поиски дочери, Деметра обратилась в лошадка, чтоб избегнуть любовных заигрываний Посейдона. Оскорбленная его раздражающими приставаниями, она удалилась в подземную пещеру недалеко от Фигалии в горах на западе Аркадии. Облачившись в темные одежды, богиня оставалась там так долго, что плоды земли начали увядать. Население земли ожидала неминуемая смерть, если б Пану не удалось уговорить богиню усмирить собственный гнев и выйти из пещеры. В память о этом событии обитатели Фигалии установили в пещере изваяние Темной Деметры, дамы в длиннополой одежде с лошадиной головой и гривой. Эта Темная Деметра, в отсутствие которой гибнут земные плоды, разумеется, является мифологическим выражением голой зимней земли, с которой спал зеленоватый летний наряд. Отношение Аттиса а Адониса к свинье. Переходя к Аттису и Адонису, перечислим немногие факты, показывающие, что эти божества растительности, подобно иным таковым же божествам, воплощались в животных. Почитатели Аттиса, как понятно, не употребляли в еду свинину. Из этого можно заключить, что они считали свинью воплощением Аттиса. Такое мировоззрение подкрепляет предание о том, что Аттиса порвал вепрь. На примере Диониса-козла и Деметры-свиньи мы удостоверились, что, обычно, животное, которое поранило либо уничтожило бога, сначало было самим сиим богом. Может быть, клики Hyes Attes! Hyes Attes!, которые испускали участники этого культа, означали не что другое, как: "Свинья Аттис! Свинья Аттис!" Слово hyes, может быть, было фригийским вариантом древнегреческого слова hys - "свинья". Что все-таки касается Адониса, то в доказательство его связи со свиньей приводят предание, согласно которому этот бог был убит вепрем. Ежели верить другому преданию, кабан распорол своими клыками кору дерева, из которого возник на свет малыш Адонис. Согласно третьему преданию, бог умер от руки Гефеста на горе Ливан во время охоты на одичавших кабанов. Из всего этого следует, что, хотя связь Адониса с кабаном не вызывала сомнения, причина ее существования выяснена не была и для ее разъяснения старыми были сочинены разные предания. Наверное считали свинью священным животным сирийцы, В их великой религиозной столице - городке Иераполе (на берегах Евфрата) свиней запрещалось приносить в жертву и употреблять в еду; человек, прикоснувшийся к свинье, числился нечистым всю оставшуюся часть дня. По одним сведениям, сирийцы поступали так поэтому, что свинью считали нечистым животным, по иным - это было соединено с тем, что она, напротив, была животным священным. Такое расхождение мнений говорит о том, что религия сирийцев еще не вышла из того туманного состояния, при котором мысль святости и мысль нечистоты еще верно не отделяются одна от иной, но составляют единое расплывчатое представление, которому мы даем заглавие табу. Это отлично согласуется с предположением, что свинья служила воплощением бога Адониса, а пример Диониса и Деметры наводит на мысль, что предание о враждебности бога по отношению к данному животному должно своим происхождением наиболее позднему превратному осознанию этого бога как воплотившегося в свинью. То, что фанаты Аттиса, а может быть, и почитатели Адониса не употребляли в еду свинину, не исключает способности того, что свинью в праздничных вариантах предавали закланию в качестве представительницы божества и что свинина употреблялась для причащения. Ритуальное заклание и поедание животного как раз и предполагают, что идет речь о священном животном, которое нельзя убивать для обыденных нужд.

[Astrolog]

Отношение иудеев к свинье различалось той же двусмысленностью, что и отношение к ней язычников-сирийцев. Греческие создатели так не пришли к окончательному выводу, поклонялись ли они свинье либо, напротив, испытывали к ней отвращение. С одной стороны, иудеям запрещалось употреблять в еду свинину. Но, с иной, те же иудеи запрещали убивать это животное. Ежели 1-ое правило говорит о нечистоте свиньи, то 2-ое еще больше красноречиво свидетельствует в пользу его святости. Представление о свинье как о животном священном разъясняет оба эти предписания: одно-с необходимостью, а Другое - с достаточной толикой вероятности, меж тем как представление о свинье как о животном нечистом не разъясняет ни 1-го из этих предписаний, а одно из их начисто исключает. Отдав первой гипотезе предпочтение перед 2-ой, мы с необходимостью приходим к заключению, что сначало люд Израиля не только лишь не испытывал отвращения по отношению к свинье, но, напротив, поклонялся ей. В этом мировоззрении нас укрепляет сообщение о том, что еще во времена пророка Исайи некие евреи тайком собирались в садах, чтоб в религиозных целях отведать свинины либо мяса мышеи. Тут мы, непременно, сталкиваемся с ритуалом чрезвычайно старого происхождения, с ритуалом, уходящим своими корнями во времена, когда евреи поклонялись свиньям и мышам и причащались их мясом и кровью - как мясом и кровью бога - только в редких праздничных вариантах. Может быть, мы вправе представить, что сначало все так именуемые нечистые животные были священными и в еду их не употребляли конкретно по данной причине. Мысль Фрэзера о том, что сначало представления о "священном" и о "нечистом" не различались, признается сейчас практически всеми этнографами и историками религии. Разделение и поляризация понятий "священное" - "нечистое" вышло уже в эру классового публичного строя. Осирис в виде свиньи и быка. В Старом Египте в исторические времена отношение к свинье было отмечено той же двусмысленностью, что и в Сирии, и в Палестине, хотя основной упор там делался, видимо, не на святость, а на нечистоту. Греческие создатели единогласно признают, что египтяне питали к свинье отвращение как к грязному и отталкивающему животному. Человек, который мимоходом прикасался к свинье, заходил в реку прямо в одежде, чтоб смыть с себя заразу. У египтян числилось, что человек, выпивший молоко свиньи, заболеет проказой. Свинопасы, будь они даже уроженцами Египта, были единственными людьми, которым запрещалось заходить в храмы. Ни один египтянин не отважился бы выдать свою дочь замуж за свинопаса либо женить собственного отпрыска на его дочери. Свинопасы в силу этого заключали браки только в собственной среде. При всем том один раз в году египтяне приносили свиней в жертву луне и Осирису, при этом, не считая того, вкушали их мясо, хотя в хоть какой иной день года делать это им возбранялось. Те, кто был очень беден, чтоб в таковой день пожертвовать свинью, заместо нее пекли и приносили в жертву лепешки. Разъяснить этот обычай можно, единственно предположив, что свинья игралась роль священного животного, мясом которого один раз в год причащались верующие египтяне. В пользу того, что в Египте свинья была священным животным, молвят те самые факты, которые в очах современных людей, казалось бы, обосновывают противоположное. К примеру, египтяне, как мы лишь что лицезрели, придерживались представления, что молоко свиньи является предпосылкой заболевания проказой. Меж тем первобытные народы придерживаются точно таковых же взглядов относительно самых священных животных и растений. Население острова Ветар, размещенного меж Новейшей Гвинеей и Целебесом, считает себя потомками одичавших свиней, змей, крокодилов, черепах, собак и угрей. Островитянам запрещается употреблять в еду животных, от которых они ведут свое происхождение. В неприятном случае человек заболеет проказой либо сойдет с разума. Североамериканские краснокожие племени омаха, чьим тотемом является лось, считают, что стоит им испытать мясо лося-самца, как их тело покроется белоснежными пятнами и волдырями. Индейцам такого же племени, имеющим своим тотемом красноватый маис, кажется, что ежели они употребят это растение в еду, то их ротовая полость покроется язвами. Лесные негры Суринама, разбитые на тотемные кланы, верят, что съесть мясо capiai (местная разновидность свиньи) - означает захворать проказой. Это животное, вероятнее всего, является одним из тех тотемов. В древности сирийцы почитали рыб священными; числилось, что на коже людей, отведавших рыбное блюдо, вздуются язвы, а их ноги и животик распухнут. Живущие в Ориссе чaсы убеждены, что клан человека, причинившего вред тотемному животному, вымрет, а самому человеку не миновать проказы.

[Astrolog]

По сиим примерам можно судить, что употребление в еду мяса священного животного нередко числилось предпосылкой проказы и остальных кожных болезней. Так что свинья, как мы и подразумевали, наверняка, была в Египте священным животным, потому что молоко ее типо вызывало проказу. В пользу святости свиньи говорит также правило, предписывавшее омывать свое тело и одежду опосля прикосновения к свинье. Дело в том, что у почти всех народов след соприкосновения со священным предметом нужно было смыть либо устранить любым иным методом, до того как человек, прикоснувшийся к нему, получал разрешение разговаривать со своими товарищами. Так, у иудеев опосля чтения священного писания полагалось вымыть руки. До того как выйти из скинии опосля принесения искупительной жертвы, иудейский первосвященник был должен омыться и снять с себя одежды, которые были на нем зо время пребывания снутри святыни. По предписанию греческого обряда, эллин, принося искупительную жертву, не был должен к ней дотрагиваться, а опосля совершения жертвоприношения, до того как войти в город и в свой дом, должен был омыть свое тело и одежду в реке либо в источнике. Повелительную необходимость освободиться от, так огласить, священной заразы ощущали и полинезийцы. С данной целью они совершали различного рода ритуалы. Нам уже понятно, что, случаем прикоснувшись к священной особе вождя либо к какой-либо из его личных вещей, обитатель островов Тонга мог есть пишу своими руками лишь опосля совершения искупительного ритуала. Числилось, что в неприятном случае таковой человек распухнет, умрет либо, по наименьшей мере, заболеет золотухой пли иной заболеванием. На примере Новейшей Зеландии мы также удостоверились, какие роковые последствия влечет за собой соприкосновение со священным предметом. Короче говоря, по мнению первобытного человека, все священное таит в для себя опасность. По нему вроде бы пропущен ток святости, который ударяет и даже поражает насмерть всякого, кто к нему прикоснется. В силу этого первобытные люди очень без охоты притрагиваются к таковым предметам и стараются не глядеть на их. Бечуанам из клана крокодила узреть тотемное животное представляется делом "дурным и неблагоприятным"; они считают, что от лицезрения крокодила у их воспалятся глаза. Тем более для бечуанов нет ничего священнее крокодила: они именуют его папой, клянутся им, устраивают в его честь празднества. Бушмены Маденассаны почитают козла священным животным, хотя "человек, бросивший на него взор, на время становится нечистым и пребывает в состоянии некоего беспокойства". Равным образом краснокожие племени омаха, принадлежащие к клану лося, убеждены, что от прикосновения к этому животному их тело покроется волдырями и белоснежными пятнами. Краснокожие такого же племени, входящие в клан змеи, верят, что от прикосновения к этому пресмыкающемуся либо от вдыхания его аромата у их поседеют волосы. Обитатели Самоа, поклонявшиеся бабочке, считали, что изловить ее для их равносильно погибели. Тарелками на Самоа традиционно служили листья бананового дерева с красными подпалинами. Но если б применять их в качестве тарелок пришло в голову кому-нибудь из членов клана одичавшего голубя, ему не миновать ревматических опухолей и сыпи по всему телу, как это бывает при ветряной оспе. Бхилы в Центральной Индии, принадлежащие к клану мори, имеют своим тотемом павлина и совершают ему подношения зерном. Тем более они верят, что стоит им наступить на след павлина, как их поразит какая-нибудь заболевание. Ежели на глаза даме из клана мори попадается павлин, ей следует закрыть лицо и отвернуться. Таковым образом, святость представляется первобытному человеку кое-чем вроде небезопасного вируса, которого благоразумному человеку необходимо всеми силами остерегаться. Ежели же это не удается, для устранения заразы нужно прибегнуть к кропотливому ритуальному очищению.

[Astrolog]

В свете этих параллелей верования и обычаи египтян, относящиеся к свинье, быстрее основывались на представлении о исключительной святости этого животного, ежели на представлении о его последней нечистоте. Выражаясь поточнее, египтяне лицезрели в свинье не попросту нечистое, отталкивающее животное, да и существо, в высшей степени одаренное сверхъестественными возможностями. Они относились к свинье с тем изначальным чувством религиозного кошмара, в каком практически в равных дозах перемешаны глубочайшее преклонение и глубочайшее отвращение. От внимания самих старых не ускользнуло то событие, что у чувства неприязни, которое свинья вызывала в египтянах, имелась обратная сторона. У греческого астролога и математика Эвдокса, который провел в Египте 14 месяцев и беседовал с тамошними жрецами, сложилось воспоминание, что египтяне не трогали сытней не из чувства отвращения, а из суждений их полезности в сельском хозяйстве. Ежели верить этому греческому ученому, опосля отлива Нила египтяне выпускали на поля стада свиней, которые втаптывали семечки в сырую землю. Отношение к животному, которое возбуждает настолько противоречивые чувства, естественно, не различалось однозначностью и всепостоянством. Со временем одно из противоречивых эмоций одерживало победу, и в зависимости от того, преобладало ли чувство почитания либо чувство отвращения, животное то поднималось на уровень бога, то опускалось до уровня беса. Эта крайняя судьба и поняла у египтян свинью. Вправду, в исторические времена в Египте чувство отвращения по отношению к свинье очевидно перевесило чувство поклонения, которое египтяне испытывали к ней в прошедшем и следы которого сохранились в позднейшие эры. Свинью стали разглядывать как воплощение Сета либо Тифона, египетского варианта беса, неприятеля Осириса, Согласно преданию, Тифон в виде темной свиньи поранил глаз бога Гора, который кинул его за это сожжению и организовал жертвоприношение свиньи, опосля того как бог солнца Ра объявил это животное мерзким. Что все-таки касается предания о том, что во время охоты на вепря Тифон нашел тело Осириса и искалечил его, что и послужило предпосылкой ежегодного принесения в жертву свиней, то оно представляет собой модернизированную версию наиболее старого предания: что Осириса, равно как и Аттиса и Адониса, растерзал вепрь либо Тифон в виде вепря. Итак, ежегодное принесение свиньи в жертву Осирису можно истолковывать как месть враждебному животному, убившему и растерзавшему бога. Но основное не это, а то, что раз уж животное лишь один раз в году предают закланию с соблюдением пышного ритуала жертвоприношения, то идет речь о священном животном, о животном, которое из чувства благоговения не решаются трогать в протяжении остальной части года и, в конце концов, убивают тоже в качестве бога. Не считая того, пример Диониса и Деметры (не говоря уж о Аттисе и Адонисе) уверил нас в том, что животное, которое приносят в жертву богу на том основании, что оно воинственно ему, сначало могло быть и вправду было самим сиим богом. Потому ежегодное принесение свиньи в жертву Осирису вместе с утверждением, что это животное типо воинственно богу, свидетельствует, во-1-х, о том, что сначало свинья была богом, а во-2-х, что была она конкретно Осирисом. Когда в белоснежнее позднюю эру Осирис заполучил черты антропоморфного божества и его связь со свиньей была предана забвению, это животное поначалу стали различать от бога, а потом мифологи, которым показалось, что приносить животное в жертву богу можно единственно на том основании, что оно ему воинственно, превратили свинью во неприятеля Осириса. Ибо приносить в жертву богам, по выражению Плутарха, надлежит не то, что им недешево, а то, что им ненавистно. Несчастный вред, который наносят посевам одичавшие кабаны, послужил достаточным основанием для того, чтоб изобразить этих животных неприятелями духа хлебов, хотя сначало, ежели принять нашу гипотезу, сама свобода передвижения кабанов по посевам наводила фермеров на мысль о тождественности этих животных духу хлеба. Противопоставлять же их ему стали позже. Отождествление Осириса со свиньей обосновывает и то, что принесение свиней в жертву Осирису совершалось как раз в тот день, когда этот бог, по преданию, был умерщвлен. Следовательно, умерщвление борова представляло собой ежегодную инсценировку убийства Осириса, подобно тому как сбрасывание свиней в пещеры во время празднования тесмофорий было аллегорией нисхождения Персефоны в подземный мир. Параллели этих обычаев имеются в жатвенных ритуалах евро крестьянства, во время которых в качестве представителей хлебного духа убивают козла, петушка и остальных животных. Итак, сначало боров был самим Осирисом, и только позже в нем стали созидать воплощение его неприятеля Тифона. В пользу данной теории говорит также то событие, что воплощениями Тифона служили рыжеволосые люди и рыжие быки. Что касается рыжеволосых людей, которых сжигали и чей пепел рассеивали с помощью веялок, то выше мы привели мощные доводы в пользу того, чтоб считать их наряду со щенками рыжей масти, которых убивали в весеннюю пору в Риме, представителями самого духа хлебов, другими словами Осириса. Мы, а именно, считаем, что убивали таковых людей очевидно с целью вынудить золотиться спелые хлеба. Но в наиболее поздние времена этих людей стали разглядывать уже не как представителей Осириса, как представителей его неприятеля Тифона, а в их умерщвлении стали созидать акт справедливого возмездия. Относительно волов с рыжей шерстью позже также пришли к выводу, что закалывали их-де из-за сходства с Тифоном, хотя можно с большей толикой вероятности допустить, что сначало убивали их как раз из-за сходства с Осирисом. Волов, как мы удостоверились, нередко закалывали на поле жатвы как представителей хлебного духа.

[Astrolog]

Осириса обыкновенно отождествляли с быком Аписом из Мемфиса и с быком Мневисом из Гелиополя. Тяжело огласить, были ли эти быки, подобно волам с рыжей шерстью, воплощениями Осириса как духа хлеба, либо же сначало они были самостоятельными божествами, которые соединились с Осирисом позже. От остальных священных животных, чей культ носил местный нрав, этих 2-ух быков различает то, что их культ был всераспространен повсеместно. Каково бы ни было изначальное отношение Аписа к Осирису, относительно первого мы располагаем одним фактом, мимо которого никак нельзя пройти при обсуждении обычая умерщвления бога. Хотя древнейшие египтяне поклонялись этому быку как истинному богу. с великой торжественностью и глубочайшим благоговением, они не допускали, чтоб Апис жил подольше срока, предписанного ритуальными книжками. По окончании этого срока быка топили в священном источнике. Апису, по сообщению Плутарха, дозволялось прожить 20 5 лет. Вообщем, недавние раскопки захоронений Аписов демонстрируют, что это предписание не постоянно выполнялось пунктуально. Из надписей на гробницах явствует, что во время правления 20 2-ой династии двое из священных быков прожили больше 20 6 лет. Отношение Вирбия к лошадки. Сейчас мы можем решиться разъяснить смысл предания о том, что Вирбий, 1-ый из арицийских Царей Леса, в виде Ипполита был растоптан жеребцами. Нам, во-1-х, понятно, что лошадка часто выступает в качестве представителя духа хлебов, а во-2-х, что животное, которое в позднейших преданиях убивает бога, сначало являлось самим сиим богом. Все это дает нам право выдвинуть гипотезу: лошадки, под копытами которых отыскал погибель Вирбий (либо Ипполит), по сути были воплощениями его как божества растительности. Миф о смерти Вирбия под копытами жеребцов был, возможно, придуман для того, чтоб сделать понятными отдельные стороны его культа, такие, к примеру, как запрещение вводить в священную рощу лошадок. Ведь миф меняется, в то время как обычай остается постоянным, и люди .следуют обычаям собственных предков, хотя предпосылки, по которым предки эти обычаи соблюдали, давным-давно пришли в забвение. В истории религии постоянно находится рвение примирить старый обычай с его современным толкованием, другими словами сделать здравую теорию, объясняющую абсурдную практику. В интересующем нас случае нет сомнения, что миф уступает по древности обычаю и что сначало лошадки не допускались в священную рощу по другой причине. Из существования этого запрета можно заключить, что быть священными животными либо воплощениями бога рощи лошадки не могли. Но это был бы поспешный вывод. Из обычая изображать Афину в одеянии из козьих шкур тоже можно заключить, что во время оно коза была священным животным данной богини. Но, невзирая на это, козу, обычно, не приносили в жертву Афине не допускали ее в великое святилище богини афинский Акрополь. Поступали так типо поэтому, что коза нанесла вред оливе - священному дереву богини. Отношение козы к Афине ранее момента такое же, как отношение лошадки к Вирбию: оба вида животных запрещалось вводить в святилище, так как они кое-чем повредили богу. Варрон, но, докладывает, что правило, закрывавшее козе доступ в Акрополь, допускало одно исключение. Один раз в год козу, по словам римского создателя, пригоняли в Акрополь для совершения нужного жертвоприношения. Меж тем, как было отмечено выше, может быть, что животное, которое приносят в жертву один-единственный раз в году, является не рядовой жертвой, а представляет самого бога. Отсюда можно сделать заключение, что один раз в году в Акрополе приносилась в жертву коза в роли самой Афины. Можно также представить, что на скульптуру богини греки накидывали шкуру убитого животного (aegis) и каждый год обновляли ее. Настолько же священным животным числился в Фивах баран, которого никогда не приносили в жертву. Но раз в год барана закалывали, а его шкурой накрывали скульптуру бога Амона.

[Astrolog]

Располагай мы наиболее бессчетными данными о арицийском ритуале, нам, возможно, стало бы понятно, что правило, запрещавшее вводить лошадок в священную арицийскую рощу, подобно аналогичному афинскому правилу, один раз в год допускало исключение: в таковой день в рощу приводили жеребца, которого в качестве воплощения бога Вирбия приносили в жертву. С сиим жеребцом с течением времени вышло обыденное недоразумение: в нем стали созидать неприятеля бога, приносимого в жертву крайнему типо за нанесенную ему обиду. Та же судьба, как мы лицезрели, поняла свинью, приносимую в жертву Деметре и Осирису, и козу, которую жертвовали Дионису, а может быть, и Афине. Для писателя настолько естественно докладывать о правиле и умалчивать о исключении, что чуть ли стоит удивляться тому, что в сообщениях о порядке доступа в арицийскую рощу ни словом не упоминается о предполагаемом мною исключении. Ведь, располагай мы только свидетельствами Атенея и Плиния, и нам было бы понятно лишь правило, запрещающее жертвовать коз Афине и закрывающее сиим животным доступ в Акрополь. Мы не подозревали бы о существовании принципиального исключения из этого правила, которое дошло до нас благодаря счастливой случайности, сохранившей труд Варрона. В пользу гипотезы о том, что один раз в году в арицийской роще совершалось жертвоприношение лошадки, говорит наличие аналогичного ежегодного жертвоприношения в Риме. Каждый год 15 октября римляне устраивали на Марсовом поле состязания в езде на колесницах. Правую лошадка в победившей упряжке ударом копья приносили в жертву Марсу, чтоб обеспечить обильный сбор. Голову данной лошадки отсекали и украшали связкой из булок. После чего обитатели 2-ух районов Рима - Священной дороги и Субуры - оспаривали друг у друга право обладать данной головой. Ежели голова доставалась жителям Священной дороги, те прикрепляли ее к стенке королевского дома, ежели же она доставалась жителям Субуры, ее прикрепляли к Мамилиевой башне. Хвост лошадки отрубали и доставляли в царское жилье с таковой быстротой, чтоб на королевский очаг еще успевала накапать кровь. Кровь лошадки собирали и хранили до 21 апреля. В сей день девственные весталки перемешивали ее с кровью новорожденных телят, принесенных в жертву за 6 дней ранее. Получившуюся консистенция раздавали пастухам, которые воспользовались ею для сохранения собственных стад. Украшение конской головы в этом обряде связкой булок, также провозглашаемая цель жертвоприношения - обеспечение неплохого урожая - указывают на то, что лошадка убивали как одну из почти всех представительниц хлебного духа. Ритуал отрезания хвоста лошадки припоминает африканский ритуал отрезания хвостов волов и принесения их в жертву на благо урожая. В римском и африканском обычае животное очевидно выступает в роли хлебного духа, оплодотворяющая сила которого пребывает сначала в хвосте. Мы уже сталкивались с сиим представлением на примере евро фольклора. Что все-таки касается обычая кропления стад по весне конской кровью, то его можно сопоставить с обычаем скармливать Старуху, Деву, сноп clyack в весеннюю пору жеребцам либо на Рождество скоту, также с обычаем отдавать в весеннюю пору "святочного вепря" на съедение рабочим быкам либо тягловым лошадям. Все перечисленные обычаи призваны привлечь благодатный дух хлеба к той либо другой фермерской усадьбе и ее обитателям и сохранить благодать до последующего года. Октябрьское жертвоприношение лошадки V римлян возвращает нас к седоватый древности, когда Субура, ставшая потом убогим, обветшалым районом великой столицы, еще оставалась самостоятельным селением, обитатели которого вступали на поле жатвы в дружеское состязание с соседями из тогда маленького сельского города Рима. Место проведения ритуала, Марсово поле, было размещено рядом с Тибром и до упразднения королевской власти составляло часть королевских владений. Предание гласит, что, когда крайний правитель был изгнан из Рима, хлеба на приречных королевских угодьях созрели для жатвы. Но ни один римлянин не пожелал есть проклятое зерно, и его побросали в реку в таковых количествах, что на Тибре, в то лето мелководном от мощной жары, образовалось подобие островка.

[Astrolog]

Итак, принесение в жертву лошадки представляло собой старый осенний ритуал, соблюдавшийся на королевских угодьях в конце жатвы. Лошадиную кровь и хвост (главные части тела представителя духа зерна) римляне приносили на хранение в царское жилье, подобно тому как обитатели Германии прибивают Жатвенного петушка к фасаду дома, а шотландские горцы приносят крайний сноп, придав ему форму Девы, домой и подвешивают его над очагом. Благодаря этому благословение духа хлеба пребывает в королевском доме и очаге, а от него передается всей общине, во главе которой стоит правитель. Одним из обрядов, который народы, живущие на севере Европы, соблюдают в весеннюю пору и в осеннюю пору, является установление Майского дерева перед домом мэра городка либо бургомистра либо вручение крайнего снопа деревенскому старосте. Итак, кровь и хвост жертвенного животного отходили царю, зато взамен жителям Субуры - в то время примыкающей деревни, когда-то, без сомнения, обладавшей своим сходным ритуалом, - разрешалось принимать роль в состязаниях за обладание конской головой. Мамилиева башня, к которой субурцы в случае фуррора прибивали конскую голову, была в то время укрепленной четырехугольной крепостью местных магнатов из старого рода Мамилиев. Этот ритуал, совершаемый на королевских полях и в королевском доме от лица обитателей всего города и примыкающей деревни, приходился, обязано быть, на время, когда аналогичный ритуал совершался на полях всех селений. Обитатели селений в земледельческих районах Лация, возможно, продолжали соблюдать. этот обычай в местном масштабе длительное время опосля того, как деревеньки под Римом слили самостоятельные празднички урожая в общее празднество на королевских угодьях. Не лишено вероятности предположение, что священная роща в Ариции, подобно Марсову полю в Риме, могла быть местом проведения общего праздничка жатвы, во время которого с соблюдением тех же варварских обрядов от имени обитателей близкорасположенных деревень приносили в жертву лошадка. Это животное воплощает собой оплодотворяющий дух дерева и оплодотворяющий дух хлеба сразу. Это не умопомрачительно, так как, как мы удостоверились на примере обычаев Жатвенного мая, оба воплощения нередко соединяются вместе.