МАТЬ ХЛЕБА В РАЗНЫХ СТРАНАХ

[Astrolog]

Мама Маиса в Америке. Но не только лишь древнейшие и новейшие народы Европы представляли для себя злаковые культуры в виде богини-матери. Та же обычная мысль приходила в голову и иным земледельческим народам в самых различных частях земного шара, но применяли они ее не к ячменю либо пшенице, а к местным хлебным культурам. Ежели в Европе имеются Мамы Ячменя и Пшеницы, то в Америке их функции выполняет Мама Маиса, а в Ост-Индии - Мама Риса. Мы начнем собственный обзор этих олицетворений с американской Мамы Маиса. У европейских народов, как мы уже знаем, был всераспространен обычай держать в доме сплетенные крайние колосья либо сделанную из их куколку до последующего сбора урожая. Этот обычай имеет - поточнее, сначало имел - собственной целью сохранить в здравии и благополучии дух зерна в лице его определенного представителя, чтоб на последующий год посевы отлично поднялись и удалось собрать обильный сбор. Корректность такового осознания данного обычая подтверждается древним описанием подобных обычаев, которые соблюдали древнейшие перуанцы. Вот что ведает о одном из таковых обычаев испанский историк Акоста: "Они берут часть самых наилучших початков маиса, выращиваемого на их полях, кладут их в амбар - на их языке амбар именуется пируа - с соблюдением определенных церемоний и в течение 3-х ночей охраняют его. После чего они одевают маис в самые богатые наряды и в таком виде поклоняются ему как пируа и вообщем обращаются с ним с величайшим почтением, утверждая, что это Мама Маиса их родных полей, что с ее помощью маис сохраняется и множится. В этом месяце (в шестом месяце, соответственном маю по нашему календарю) они приносят ему необыкновенную жертву, и колдуны спрашивают у этого пируа, достанет ли в нем силы продержаться до последующего года. В случае отрицательного ответа они несут столько маиса, сколько каждый может унести, в поле и там сжигают. Потом они с совершением тех же обрядов строят новейший пируа, уверяя, что тем вливают в него новейшие силы и что в нем зерна маиса не погибнут. Ежели же пируа отвечает, что у него достанет сил протянуть и подольше, краснокожие оставляют его стоять до последующего года. Эти нелепые суетные обычаи просуществовали до нашего времени и очень обширно всераспространены посреди краснокожих".

[Astrolog]

В это описание индейского обычая, видимо, закралась ошибка. Речь, вероятнее всего, шла не о амбаре, а о Мамы Маиса - обряженном пучке маиса, которому перуанцы поклонялись и который считали своим божеством. Это предположение находит доказательство в другом сообщении. У перуанцев, говорится в нем, бытовало верование, что всем полезным растениям жизнь дает некоторое божество, вызывающее их рост. В зависимости от вида растения это божественное существо именовалось Мамой Маиса, Мамой Киноа, Мамой Кока либо Мамой Картофеля. Изображения этих божественных матерей изготовлялись соответственно из стеблей маиса, листьев киноа либо кока. Их обряжали в дамские одежды и, делали предметами культа. Так, в роли Мамы Маиса выступала куколка, изготовленная из стеблей маиса и с головы до ног одетая в женскую одежду. Краснокожие верили, что, "будучи мамой, она владеет способностью давать жизнь большому числу маисовых початков". Возможно, в силу этого происшествия Акоста не сообразил собственного информатора. В его описании Мама Маиса является не амбаром, а снопом маиса, одетым в богатые одежды. Перуанскую Мама Маиса, как и Жатвенную Деву в Балкуихиддере, хранили в течение года, чтоб при ее содействии рос и умножался посев маиса. Вообщем, чтоб сил Мамы хватило до последующей жатвы, краснокожие в протяжении года осведомлялись о ее самочувствии, и, ежели она отвечала, что ощущает себя плохо, ее сжигали и подменяли новейшей Мамой, "чтоб маисовое семя не погибло". Этот обычай дает убедительное доказательство нашему разъяснению обстоятельств повторяющегося и эпизодического умерщвления бога. Мамы Маиса, обычно, дозволяли жить в течение года, потому что числилось, что в протяжении этого периода времени сила не покидала ее. При первом же признаке упадка данной силы Мама Маиса предавали погибели, а чтоб не захирел не умер маис, ее место занимала новенькая, свежайшая и полная сил Мама Маиса. Мама Риса у народов Ост-Индии. Ежели смысл жатвенных обрядов современных народов Европы еще вызывает колебание у читателя, то, может быть, его рассеет сопоставление этих обрядов с обычаями, соблюдаемыми во время уборки риса жителями Малайского полуострова и даяками острова Борнео. В отличие от наших европейских фермеров, эти восточные народности еще не вышли из той стадии развития, на которой эти обычаи появились. Их теория продолжает потому находиться в гармонии с их практикой. Необычные ритуалы, которые для европейцев давным-давно стали менее чем пережитками дальнего прошедшего, утехами фермеров, непонятными для образованных слоев общества, являются еще для народов Ост-Индии живой реальностью, которую они могут понятно и правдиво разъяснить. В силу этого рассмотрение их верований и обычаев, связанных с обработкой риса, может пролить свет на настоящий смысл сельскохозяйственных обрядов в Старой Греции и в современной Европе. Ритуалы, соблюдаемые в отношении риса малайцами и даяками, полностью зиждутся на простом представлении о рисе, как о одушевленном существе с душой, схожей той, какой, как считают эти народы, владеют и люди. Размножение, рост, увядание и погибель риса они разъясняют, исходя из числа тех же принципов, которые служат разъяснению подобных действий в жизни человека. Они представляют, что, как и в теле человека, в волокнах растений содержится некоторая жизненная сила, которая так независима от самого этого растения, что быть может на определенное время на сто процентов разделена от него без пагубных для растения последствий. За неимением лучшего термина назовем эту жизненно нужную для растения, хотя и отделимую от него часть его душой, так же как принято считать, что схожая жизненно нужная, но отделимая частичка составляет людскую душу. Итак вот, конкретно на этом представлении, поточнее, на этом мифе о душе растения и зиждется весь культ злаковых, подобно тому как культ мертвых полностью основан на представлении либо мифе о людской душе. В обоих вариантах идет речь о кое-чем вроде постройки, воздвигнутой на хрупком и ненадежном фундаменте. Придерживаясь верования, что, подобно человеку, рис владеет душой, индонезийцы, естественно, обращаются с ним с таковым же почтением и с таковой же заботой, как и с для себя схожими. Например, их поведение по отношению к расцветающим побегам риса ничем не различается от поведения по отношению к беременной даме. Чтоб не испугать душу риса, которая могла бы сделать выкидыш не принести урожая, они в полях не стреляют из ружей не издают громких звуков. По той же причине они не молвят там о трупах и бесах. Наиболее того, они кормят расцветающий рис едой, которая считается полезной будущим матерям. Когда же начинает наливаться зерно, с ним обращаются как с новорожденным: дамы прогуливаются по полям и, как малышей, подкармливают растения рисовой похлебкой. В таковых естественных и тривиальных аналогиях, как аналогии меж расцветающим рисом и беременной дамой и меж наливающимися зернами риса и малышом, следует находить истоки и схожего греческого представления о Мамы Хлеба и Дочери Хлеба, о Деметре и Персефоне. Ежели даже громкий шум на поле стращал боязливого женственного духа риса до таковой степени, что у него мог произойти выкидыш, несложно вообразить для себя, какие чувства он был должен испытывать во время жатвы, когда у людей возникает печальная необходимость срезать стволы риса. В настолько критический период необходимо было принять все вероятные меры, чтоб сделать сбор урожая, эту нужную хирургическую операцию, как можно наименее приметным и болезненным. С данной целью для жатвы риса употребляют ножики особенной формы. Лезвия их укрыты в руках жнецов и потому не вызывают испуга у духа риса до самого крайнего момента, когда злак обезглавливают практически неощутимо для него самого. Из настолько же пикантных суждений работающие в поле жнецы пользуются особенными выражениями, смысл которых, как им кажется, дух риса не может поймать и потому не может знать, что его ждет, пока его метелки не оказываются в безопасном месте, другими словами в корзине.

[Astrolog]

Возьмем в качестве обычной индонезийской народности, которая персонифицирует рис, кайянов, живущих в центральной части острова Борнео. Для того чтоб удержать прихотливую душу риса, кайяны прибегают к целому ряду приемов. С данной целью они пускают в ход такие орудия, как маленькая лесенка, лопаточка и корзина, полная крючьев, шипов и веревок. Лопаточкой местная жрица по лесенке подталкивает душу риса в корзину, где ее, естественно, накрепко сковывают крючья, шипы и веревка, после этого пойманный дух препровождается в амбар для хранения риса. В остальных вариантах с теми же целями употребляют буковую коробку и сеть. Для того чтоб и в последующем году обеспечить неплохой сбор, необходимо не только лишь изловить душу всех рисовых зернышек, засыпанных в амбар, да и вернуть к жизни и привлечь души всех, рисовых зернышек, пропавших без вести: осыпавшихся на землю, съеденных оленями, мортышками, свиньями. Для этого жрецы изобрели разные виды орудий. Одним из таковых орудий является сосуд из древесины местного плодового дерева с 4-мя крюками, при помощи которых потерянные души риса можно зацепить и притянуть обратно в сосуд, который после чего подвешивают в доме. Время от времени с той же целью употребляют пару рук, также вырезанных из древесины плодового дерева. Всякий раз, когда кайянская хозяйка для домашних нужд берет из амбара рис, ей следует умилостивить пребывающие в амбаре души риса, чтоб те не разгневались за то, что их лишают части их тела. Необходимость заполучения души риса, для того чтоб собрать неплохой сбор, настолько же остро чувствуют карены (Бирма). Когда побеги риса поднимаются недостаточно быстро, карены считают, что какая-то сила препятствует возвращению души риса. Ежели не призвать эту душу обратно, рис не уродится. Душу риса призывают возвратиться при помощи последующей формулы: "О приди, душа риса, приди! Приди на рисовое поле! С семенами всех видов приди. Приди с реки Кхо, приди с реки Кав, с того места, где соединяются эти реки, приди. Приди с Запада и приди с Востока. Из птичьего гортани приди, из обезьяньей пасти, из глотки слона. Приди из устьев рек и из их верховьев. Из страны Шан и из Бирмы приди, из далеких царств приди. Из всех житниц приди, о душа риса, вернись в рис". Аналогом Мамы Хлеба наших европейских фермеров у минангкабау (полуостров Суматра) является Мама Риса. Люди данной народности непоколебимо убеждены, что рис владеет душой. Время от времени они даже говорят, что рис, истолченный обыденным методом, вкуснее риса, перемолотого на мельнице, так как мельничные жернова-де так уродуют тело риса, что душа оставляет его. Подобно яванцам, минангкабау верят, что рис находится под особенным покровительством духа дамского пола Санинг Сари. Они считают, что этот дух настолько тесновато связан с рисом, что нередко именуют рис его именованием, подобно тому как римляне называли хлеб Церерой. Санинг Сари реализуется, а именно, в отдельных стеблях и зернах риса, именуемых "мама риса", что совпадает с эпитетом, нередко применяемым к самому духу-хранителю дамского пола. Так именуемая Мама Риса служит объектом ряда церемоний, соблюдаемых во время высадки, жатвы и хранения риса в закромах. Перед тем как посадить рис в питомник либо в открытый грунт, где при орошаемой системе земледелия зерно дает побеги, которые потом пересаживают на поля, фаворитные зерна отбирают на роль Мамы Риса. Их сажают в середину грядки и обсаживают обыденным зерном. Местные обитатели считают, что от состояния данной Мамы Риса в большой мере зависит судьба урожая риса: стоит ей поникнуть либо зачахнуть, означает, под опасностью находится и сбор. Дама, которая высаживает Мама Риса в питомник, купается с распущенными волосами, чтоб получить неплохой сбор. Когда приходит срок пересаживать рис из питомника в поле, Мамы Риса выделяют особенное место посреди поля; при всем этом произносят последующую молитву либо заклинание: "Санинг Сари, пусть каждый ствол риса даст меру зерна, а один корень риса - целую корзину. Да не убоишься ты ни молнии, ни прохожих! Пусть солнце будет для тебя в удовлетворенность, пусть не нарушает твое спокойствие буря и пусть лицо твое омывает дождик!" По мере роста риса растение, с которым обращались как с Мамой Риса, выпадает из поля зрения. Вообщем, перед началом жатвы находят другую Мама Риса. Когда рис созрел для жатвы, посмотреть на него отчаливает самая древняя дама в семье либо Местный чернокнижник. Мамой Риса стают сейчас побеги, которые первыми начинают колыхаться от легкого дуновения ветра. Их связывают не срезают до того времени, пока первины урожая не приносят домой не подают к торжественному столу членам семьи, друзьям и даже домашним животным, ибо Санинг Сари хочет, чтоб и животные вкусили ее дары. По окончании трапезы люди в торжественных нарядах приносят Мама Риса в селение. В сумке качественной работы осторожно, под зонтом они несут ее к амбару, в самом центре которого ей отводится место. Местные обитатели верят, что она проявляет заботу о рисе, хранящемся в амбаре, а часто даже умножает его.

[Astrolog]

Когда к высадке риса готовятся томори - обитатели центральной части острова Целебес, они зарывают в поле в жертву духам, ответственным за рост риса, незначительно бетеля. Посеянный на этом участке рис убирают в последнюю очередь. Сначала жатвы томори связывают стволы на этом клочке поля в один пучок, именуемый Мамой Риса. Рядом с ним они складывают подношения: рис, птичью печень, яичка и т. д. Опосля того как на остальной части поля рис убран, Мама Риса срезают и с должными почестями препровождают в амбар. Там ее кладут на пол и наваливают на нее все другие снопы. По имеющимся сведениям, томори считают Мама Риса жертвоприношением духу риса Омонга, обитающему на Луне. Ежели обращаться с сиим духом без соответствующего уважения - к примеру, ежели люди, берущие рис из амбара, будут одеты в лохмотья, - он разгневается и накажет обидчиков тем, что съест вдвое больше риса, чем они вынесут из амбара. Некие томори убеждают, что своими ушами слышали, как Омонга причмокивает губками в амбаре, пожирая рис. Остальные жители центральной части острова Целебес, тораджи, у каких есть своя жатвенная Мама Риса, лицезреют в ней реальную Мама всего урожая и пристально смотрят за ее сохранностью, чтоб не пропали запасы собранного риса. Как в Шотландии старенькый и юный духи хлеба находят воплощение в видах Старенькой Женушки и Девы, так и на Малайском полуострове во время сбора урожая Мама Риса и ее ребенок представлены различными снопами либо пучками риса. 28 января 1897 года очевидцем подобного ритуала в Ходои (Селангор) стал мистер У. У. Скит. Растения, которым предстояло стать Мамой Риса, искали сначала по специфичной окраске и форме метелок. Пожилая ведьма с большой торжественностью срезала с их семь метелок, умащивала их, связывала пестрой ленточкой, окуривала благовониями и, завернув в кусочек белоснежной материи, клала в маленькую корзину овальной формы. Эти семь метелок были душой риса в младенческом возрасте, а корзина ее колыбелью. К дому земледельца душу риса несла иная дама. Чтоб заслонить ласкового малыша от палящих солнечных лучей, она держала над ним зонт. По прибытии в дом ребенок - рис - воспринимал приветствия от женской части семьи. Его совместно с колыбелью клали на новейшую подстилку с подушечками в изголовье. После чего супруга земледельца обязана была в течение 3-х дней соблюдать табу, во многом аналогичное тем, которые соблюдались дамой в течение 3-х дней опосля рождения малыша. Часть ласковых хлопот, которыми окружают новорожденный рис, естественно, перепадает и его родительнице - Мамы Риса. Растения, выступающие в качестве Мамы Риса, остаются в поле опосля того, как душу риса уже принесли в дом и уложили в кровать. С ними обращаются, как с юный мамой. В протяжении 3-х дней каждый вечер фермеры измельчают и разбрасывают посреди их юные древесные побеги. По прошествии этого срока берут мякоть кокосового орешка, смешивают ее с так именуемыми козьими цветами и, добавив незначительно сахара, едят это, а часть консистенции раскидывают посреди оставшихся в поле растений. (Опосля реальных родов мама и малыша кормили в течение 3-х дней кое-чем вроде салата из юных побегов джекфрута, сизигиума, определенных видов банана и ласковой мякоти юных кокосовых орехов, перемешанных с сушеной рыбой, солью, кислотой, приправой из креветок и иными подобными деликатесами.) Срезает крайний сноп супруга владельца поля, она приносит его домой, где его обмолачивают и зерна смешивают с душой риса. Позже земледелец берет плетенку с душой риса и зернами от крайнего снопа и кладет их в большой круглый ларь для хранения риса, выполненный в традиционном малайском стиле. Часть зернышек души риса подмешивают к семенам, которые предстоит посеять в дальнейшем году. В этих малайских Мамы и Ребенке Риса можно созидать аналог - а в неком смысле и макет - древнегреческих богинь Деметры и Персефоны.

[Astrolog]

Европейский обычай олицетворения духа хлеба в виде жениха и жены также имеет параллели в яванских обрядах, связанных с жатвой риса. До того как жнецы приступят к сбору риса, жрец (либо чернокнижник) отбирает часть стеблей и, связав их в пучок, умащивает и украшает цветами. Такие пучки получают заглавие padi - penganten, что означает Жена и Жених Риса. Жатва риса начинается сразу опосля их праздничного бракосочетания. Позднее, когда рис закладывают в закрома в амбаре выделяют для молодоженов отдельную комнату с новейшей подстилкой, лампой и различными предметами туалета. Рядом с Женихом и Женой ставят снопы риса, которые символизируют приглашенных на женитьбу гостей. Лишь после чего можно ссыпать в амбар основную часть урожая. 40 дней опосля того, как сбор засыпан в закрома, никто не имеет права заходить в амбар, чтоб не потревожить новобрачных. На островах Бали и Ломбок сам обладатель поля начинает жатву с того, что своими руками срезает и вяжет в два снопа самый основной рис. Каждый сноп состоит из 100 восьми стеблей с листьями. Один из снопов символизирует мужчину, а иной - даму, и именуются они Мужем и Супругой. Сноп, изображающий мужчину, перевит нитками так, что ни один листик не виден, а со снопа, символизирующего даму, листья свисают так, что напоминают дамские волосы. Время от времени для большего сходства с дамой вокруг этого снопа обвивают колье из рисовой травы. Когда с полей увозят сбор риса, дама несет снопы, олицетворяющие мужчину и даму, на голове и кладет их в амбар в самую последнюю очередь. Сиим снопам дают отдохнуть на маленьком возвышении либо на набитой травой подушечке. Вся эта процедура, как нам понятно, преследует цель побудить рис, лежащий в амбаре, множиться и добавлять в весе, чтоб владелец мог взять из амбара риса больше, чем засыпал. Потому, внося эти два снопа в амбар, обитатели Бали приговаривают: "Растите же и множьтесь непрестанно". Опосля того как запасы риса подступают к концу, снопы, изображающие Супруга и Супругу, остаются стоять в пустом амбаре до того времени, пока не сгнивают либо не съедаются мышами. Время от времени голод принуждает неких фермеров пустить рис с этих снопов в еду, но другие балийцы глядят на бедняг, совершивших схожее "злодеяние", с отвращением и обзывают их собаками и свиньями. И никто из местных обитателей никогда не продаст эти "священные" снопы. Людские воплощения хлебного духа. Читатель, возможно, помнит, что, по мнению Маннхардта, чью теорию я тут излагаю, дух хлеба реализуется не только лишь в растительной форме, да и в виде человека. Человек, сжавший серпом крайний сноп либо сделавший крайний удар цепом при молотьбе, на время становится воплощением духа хлеба вровень со снопом, который он сжинает либо обмолачивает. Итак вот, в параллелях, которые мы до этого времени извлекли из обычаев неевропейских народов, дух посевов выступает лишь в растительной форме. Потому нам еще предстоит доказать, что дух зерна воплощался в живых мужчинах и женщинах не только лишь у европейских, да и у остальных народов. Эта задачка имеет непосредственное отношение к теме данного труда. Ведь, чем больше мы приведем примеров того, что люди воплощали в для себя жизнь растений либо дух растении, тем легче нам будет отнести к их уровню немийского Царя Леса.

[Astrolog]

В весеннюю пору североамериканские краснокожие манданы и миннитари устраивали праздничек, который именовался дамским праздничком хлебной магии. Эти краснокожие считали, что посевы растут благодаря Бессмертной Старухе, которая обитает на юге и в весеннюю пору в качестве собственных вестников и представителей отправляет перелетных водоплавающих птиц. При этом каждый вид птиц является представителем какой-либо одной культуры, которую возделывают краснокожие: одичавшие гуси представляют маис, одичавшие лебеди - тыкву, а одичавшие утки - бобы. Итак, в весеннюю пору, когда начинали прилетать пернатые гонцы Старухи, краснокожие устраивали дамский праздничек хлебной магии. Возводились помосты, на которые члены племени складывали сушеное мясо и остальные приношения Бессмертной Старухе. В назначенный день у этих помостов собирались старенькые дамы, представительницы Бессмертной Старухи. Любая из их держала в руке палку с прикрепленным к ней стеблем маиса. Они втыкали палки в землю и принимались плясать вокруг помостов, а потом опять хватали палки. Тем временем старики били в барабаны и трещали трещотками, аккомпанируя пляшущим дамам. Позже появлялись юные дамы и кормили старух сушеным мясом, в заслугу за что те давали им съесть священное зерно маиса. На блюда, которые держали юные дамы, также клали по три-четыре священных зерна, чтоб их примешали к семенному зерну и тем оплодотворили его. Сушеное мясо, лежавшее на помостах, переходило в собственность старенькых дам, так как они были, как уже говорилось, представительницами Бессмертной Старухи. Аналогичный праздничек краснокожие справляли в осеннюю пору в целях вербования стад бизонов и обеспечения племени мясной едой. Во время этого праздничка в руках у каждой индеанки было по одному вырванному с корнем стеблю маиса. Бессмертной Старухой манданы называли как маис, так и птиц, которых считали олицетворениями земных плодов и которым возносили молитву такового содержания: "Мама, сжалься над нами! Не посылай нам очень рано прочные морозы, чтоб у нас было в достатке мяса! Не дай дичи уйти, чтоб нам было чем питаться в зимнюю пору!" В осеннюю пору, когда птицы улетали на юг, краснокожие задумывались, что они вернутся к Старухе и передадут ей подношения, кладущиеся на помосты, сначала ее главную еду - сушеное мясо. Тут дух либо божество растительности - Бессмертная Старуха также воплощалась в старенькых женщинах, которые в силу этого получали, как минимум, часть предназначающихся для нее приношений. В неких районах Индии богиня урожая Гаури стает сразу в виде незамужней девушки и пучка одичавших бальзаминов, которому придают форму дамы, наряжают его в платьице, надевают на него маску и обвешивают украшениями. Оба эти знака богини являются предметами культа, а цель всего ритуала - обеспечить неплохой сбор риса. Олицетворение хлеба в видах мамы и дочери. По сопоставлению с германской Мамой Хлеба и шотландской Девой Деметра и Персефона являются наиболее поздними продуктами развития религии. Тем более и греки, обязано быть, когда-то соблюдали жатвенные обычаи, сходные с теми, которые до этого времени соблюдают кельты, тевтоны и славяне и которые - ежели выйти за границы части мира, заселенной арийцами, - соблюдали перуанские краснокожие и бессчетные народности Ост-Индии. Все это служит убедительным подтверждением того, что подобные обычаи не являются достоянием некий одной расы, а имелись у всех первобытных народов, занимавшихся земледелием. Не исключено потому, что Деметра и Персефона, эти величественные и красивые образы греческой мифологии, берут свое начало в тех обычных верованиях и обычаях, которые и поныне всераспространены в среде евро крестьянства, и что задолго до того, как возникли дышащие жизнью скульптуры богинь хлеба, изваянные из бронзы либо мрамора рукою Фидия и Праксителя, их олицетворяли грубые куколки, изготовлявшиеся из снопов спелого зерна на поле жатвы.

[Astrolog]

Отзвук этих дальних времен, как запах хлебного поля, ощущается в всераспространенном прозвище Персефоны: Дева, либо Кора. Так что ежели макетом Деметры является германская Мама Хлеба, то макет Персефоны - Жатвенная Дева, чучело которой каждую осень и поныне делают из крайнего снопа фермеры в Балкухиддере. Естественно, будь у нас больше сведений о древнегреческих земледельцах, мы, может быть, нашли бы, что и в классическую эру они продолжали изготовлять во время жатвы из колосьев спелого хлеба Мама Зерна (Деметру) и Деву (Персефону). Но известные нам Деметра и Персефона, к огорчению, были горожанками, величавыми обитательницами шикарных храмов. Лишь таковых богинь и дарили своим вниманием утонченные древние создатели, считавшие ниже собственного плюсы докладывать о грубых полевых ритуалах обычных земледельцев. Даже ежели эти ритуалы не ускользали от их внимания, то им и в голову не могло придти, что меж чучелами на залитом солнцем жнивье и мраморными изваяниями богинь в тенистой прохладе храма была какая-то связь. Тем более даже в сочинениях этих образованных горожан нет-нет ну и проглянет в виде Деметры таковая грубая черта, что невольно вспомнишь о неотесанных жителях захолустной германской деревушки. Так, предание о том, как Деметра зачала от Иасия малыша Плутуса (по-гречески "достояние", "изобилие") на три раза перепаханном поле, полностью можно сопоставить с обычаем, бытующим в Западной Пруссии, где фермеры имитируют на жатвенном поле зачатие малыша. В роли мамы в этом прусском обычае выступает Мама Хлеба, а в роли мнимого малыша Хлебный Малыш. В целом этот ритуал не что другое, как чары, имеющие собственной целью обеспечить в дальнейшем году неплохой сбор. Как предание о зачатии Деметрой Плутуса, так и описанный чуть повыше обычай указывают на существование еще больше старого ритуала, во время которого посреди юных весенних побегов либо осеннего жнивья совершался один из числа тех настоящих (либо мимических) актов осеменения, при помощи которых первобытный человек стремился вдохнуть свои жизненные силы в чахнущую и увядающую природу. Читатель, возможно, увидел, что дух хлеба в обычаях современных народов, обычно, представлен или Мамой Хлеба (Старухой и т. д.), или Девой (Жатвенным Ребенком и т. д.), но не 2-мя этими фигурами сразу. Так для чего же пригодилось грекам представлять хлеб в видах мамы и дочери? В бретонском обычае огромное чучело, сделанное из крайнего снопа с вложенной в него малеханькой куколкой, изготовленной из колосьев, очевидно изображает Мама Хлеба с Дочерью Хлеба в собственном чреве. В лишь что упомянутом прусском обычае дама, которая исполняет роль хлебной мамы, олицетворяет спелое зерно, а ребенок символизирует зерно грядущего урожая, которое полностью естественно можно разглядывать как малыша урожая текущего года. Ведь сбор грядущего года вырастет из семян урожая сегодняшнего года. Мы лицезрели также, что у обитателей Малайского полуострова и шотландских горцев дух зерна представлен 2-мя дамами (старенькой и юный), изготовленными из колосьев 1-го урожая. В Шотландии старенькый дух зерна зовется Карлиной, а юный - Девой. У малайцев же оба духа риса находятся меж собой в отношении мамы и малыша. Ежели управляться этими аналогиями, Деметра будет посевом этого года, а Персефона - озимым семенным зерном, прорастающим в весеннюю пору. В таком случае нисхождение Персефоны в преисподнюю будет мифическим выражением сева, а ее возвращение в весеннюю пору символизирует прорастание юных побегов. Так что зерно, которое в этом году является Персефоной, в последующем становится Деметрой. Полностью может быть, что начальная версия мифа была конкретно такая. Когда же с развитием религии в хлебе стали созидать уже не существо, проходящее через годичный цикл рождения, роста, размножения и погибели, а бессмертную богиню, одной из его ипостасей (мамой либо дочерью), естественно, пришлось пожертвовать. Представление о хлебе как о двойственном существе, мамы и дочери, было, но, очень старым и пустило в народе очень глубочайшие корешки, чтоб его можно было искоренить при помощи одной только логики. Потому и в модифицированной версии мифа необходимо было отвести место мамы и дочери.

[Astrolog]

Так оно и вышло. Персефоне отвели роль озимого хлеба, засеваемого в осеннюю пору и прорастающего в весеннюю пору, а на долю Деметры выпала несколько расплывчатая роль скорбящей Мамы Хлеба, которая каждый год оплакивает нисхождение дочери в преисподнюю и радуется ее возвращению оттуда. Итак, заместо идеи о смене божеств, каждое из которых проживает год и уступает место собственному преемнику, миф в модифицированной версии развивает концепцию 2-ух бессмертных богинь, одна из которых раз в год спускается в подземное королевство и ворачивается на землю, а иная ограничивается тем, что в определенное время года радуется либо проливает слезы. Эта теория, объясняющая олицетворение хлеба в греческом мифе в видах Деметры и Персефоны, исходит из того, что обе эти ипостаси изначальны. Ежели же допустить, что сначало греческий миф содержал в для себя одно олицетворение хлеба, то возникновение на свет второго можно разъяснить последующим образом. Ежели кинуть общий взор на обычаи, связанные со сбором урожая, которые мы привели выше, нельзя не увидеть, что в базе их лежат два разных представления о духе хлеба. В одних обычаях дух хлеба внутренне присущ самому хлебу, а в остальных - он считается кое-чем наружным по отношению к хлебу. Когда, к примеру, хлебным духом зовут тот либо другой сноп, который наряжают и с которым обращаются с почтением, то очевидно исходят из того, что дух внутренне присущ хлебу. Когда же молвят, что дух просто проходит мимо посевов, чтоб вынудить их расти, либо что он гробит хлеб, принадлежащий людям, против которых он имеет зуб, в этих вариантах в духе хлеба очевидно лицезреют нечто хорошее от зерна, хотя и имеющее на него влияние. Душа хлеба, ежели осознавать ее в этом крайнем смысле, находится на пути к тому, чтоб стать богиней хлеба, ежели она такой еще не является. 1-ая из этих идей, другими словами представление о духе хлеба как о кое-чем внутренне присущем зерну, непременно, наиболее старая, так как вера в духов, населяющих природу, вообщем предшествовала идее о том, что ею управляют силы, другими словами боги. Короче говоря, анимизм является предшественником деизма. Что все-таки касается жатвенных обрядов наших европейских фермеров, то дух зерна выступает в их то как внутренне присущий хлебу, то как наружный по отношению к нему. В греческой же мифологии Деметра бытует быстрее как богиня хлеба, чем как внутренне присущий ему дух. Переход от 1-го представления к другому совершается средством все большего наделения духов человечьими качествами, другими словами средством их все растущей антропоморфизации. Эта тенденция набирает силу, опосля того как люди выходят из стадии дикости. И чем наиболее схожими на людей стают боги, тем шире становится пропасть, отделяющая их от природных объектов, духами (либо душами) которых они сначало являлись. Но даже люди 1-го поколения неодинаково продвинулись в этом направлении. Так, ежели новоявленные антропоморфные боги полностью удовлетворяли религиозным потребностям людей более чуткого разума, то отсталые члены общества в основном продолжали цепляться за старенькые анимистические представления.

[Astrolog]

По мере того как душа того либо другого природного объекта (хотя бы хлеба) наделялась человечьими свойствами, отделялась от предмета и преобразовывалась в божество, управляющее им, сам этот объект становился неодушевленным. Образовывался, ежели можно так выразиться, духовный вакуум. Но народное воображение, не терпящее подобного рода вакуума, другими словами не способное принимать объекты природы как нечто неодушевленное, здесь же создавало новое мифическое существо, которое заполняло образовавшуюся пустоту. Потому и оказалось, что один и этот же природный объект представлен в мифологии 2-мя разными созданиями: во-1-х, старенькым духом, отделенным от него и возведенным в ранг божества; во-2-х, духом, поновой сделанным народной фантазией для того, чтоб заполнить пробел, образовавшийся опосля того, как старенькый дух вознесся на небо. Перед мифологией в таковых вариантах возникает вопросец: как быть с 2-мя воплощениями 1-го и такого же объекта? Как уладить их отношения и отыскать место для каждого из их в рамках одной мифологической системы? Когда в древнем духе, либо в новеньком божестве, лицезреют творца интересующего нас объекта, неувязка разрешается просто. Ежели старенькый дух творит объект, а одушевляет его новейший, стало быть, крайний должен своим существованием первому. Таковым образом, старенькый дух будет находиться по отношению к новенькому в отношении производителя к произведенному, либо, говоря языком мифологии, в отношении родителя к ребенку. Ежели идет речь о духах дамского пола, они будут относиться друг к другу как мама к дочери. Начав с олицетворения хлеба в виде дамы, мифотворческая фантазия могла с течением времени придти к его двойному олицетворению в виде мамы и дочери. Было бы опрометчиво утверждать, что образы Деметры и Персефоны вправду возникли таковым образом, но можно с законным основанием представить, что в неких вариантах удвоение божеств - примером чего же служат Деметра и Персефона - появилось конкретно так. К примеру, при разборе образов Исиды и Осириса мы удостоверились, что есть основания считать их олицетворениями хлеба. Ежели следовать лишь что выдвинутой гипотезе, Исида является старенькой мамой хлеба, а Осирис -его наиболее юным папой, который по отношению к Исиде в различных вариантах выступает в роли брата, в роли супруга и в роли отпрыска. Ведь легенды вольны по-разному разъяснять сосуществование этих 2-ух божеств. Не следует, но, забывать, что предложенное тут разъяснение обстоятельств существования таковых пар богов, как Деметра и Персефона, Исида и Осирис, является чисто гипотетическим не претендует на большее.