ВОСТОЧНЫЕ РЕЛИГИИ НА ЗАПАДЕ

[Astrolog]

Очень популярным был культ Великой Мамы и ее возлюбленного в Риме времен Империи. Из надписей следует, что божеские почести воздавались им не только лишь в Италии, и основным образом в Риме, но также в провинциях: Африке, Испании, Португалии, Германии и Болгарии. Их культ пережил возведение христианства в ранг гос религии царем Константином. О рецидивах праздничков Великой Мамы в IV веке нашей эпохи докладывает Симмах, а во времена Блаженного Августина женственные жрецы Кибелы с выбеленными лицами и надушенными волосами еще маршировали семенящей походкой по улицам и площадям Карфагена, прося, подобно членам нищенствующих монашеских орденов в средние века, подаяния у прохожих. Напротив, у греков кровавые оргии азиатской богини и ее спутника не отыскали радушного приема. Развитому вкусу и гуманности греков, непременно, претила варварская жестокость этого очень экстатического культа, и они предпочли ему схожий, но наиболее мягенький культ Адониса. Но те самые стороны этого культа, которые шокировали и отталкивали греков, завлекли к нему наименее неповторимую часть римского общества и западных варваров. Экстаз, неверно принимаемый за божественное наитие, членовредительство, представления о искуплении грехов кровью и возрождении своими корнями уходят в эру дикости и, естественно, завлекают к для себя народы, у каких далековато еще не угасли первобытные инстинкты. Часто подлинная природа схожих культов пряталась под личиной философского и аллегорического толкования, которое вводило самых страстных и восторженных их поклонников в заблуждение, примиряя даже более образованных посреди их с чертами, которые в неприятном случае вызвали бы кошмар и отвращение. Культ Великой Мамы, это странноватое смешение самого грубого варварства с духовными устремлениями, был менее как одним из почти всех восточных культов, распространившихся в Римской империи на закате язычества. Равномерно привив европейским народам чуждое им мировоззрение, эти культы подточили здание античной цивилизации. Греческое и римское общество строилось на руководстве личного начала публичному, гражданина - государству: это ставило благополучие и сохранность страны в качестве высшего мерила поведения, превыше потустороннего (либо посюстороннего) благополучия индивидума. Граждане, воспитанные на этих эталонах, посвящали свою жизнь бескорыстному служению обществу и готовы были дать свою жизнь ради общего блага. Ежели же они уклонялись от принесения данной высшей жертвы, им и в голову не приходило, что, предпочитая свою жизнь интересам публичного организма, они поступают как обязано. С распространением восточных религий, которые внушали мысль о том, что единственно достойной целью жизни является соединение с богом и личное спасение, а благоденствие и даже само существование страны в сопоставлении с ними ничего не значат, ситуация резко поменялась. Неизбежным следствием принятия этого эгоистичного и аморального учения был все растущий отход верующих от служения обществу, концентрация на личных духовных переживаниях и возникновение у их презрения к окружающей жизни, в какой они начинают созидать менее как временное испытание перед жизнью нескончаемой. Высоким эталоном человека в народном представлении стал святой отшельник, полный презрения ко всему земному и погруженный в экстатическое религиозное созерцание; этот эталон пришел на замену старому эталону самозабвенного героя-патриота, готового пожертвовать жизнью на благо собственной родины. Людям, чьи взгляды были устремлены к заоблачному граду божьему, град земной стал казаться низменным и ничтожным. Центр масс, так огласить, переместился - с истинной жизни на будущую, и, как от этого перемещения выиграл один мир, так проиграл иной. Начался процесс всеобщей дезинтеграции общества: муниципальные и семейные связи ослабели, общественная структура стала распадаться на составляющие фрагменты, над обществом вновь нависла угроза варварства. Ведь цивилизация возможна лишь при условии активного содействия со стороны людей, при условии их готовности подчинить сбои личные интересы общему благу. Меж тем люди отрешались защищать свою родину и даже продолжать собственный род. В стремлении спасти свою душу и души остальных людей они флегмантично смотрели на то, как гибнет мир вокруг нас - мир, который стал для их эмблемой греховности. Это наваждение продолжалось целое тысячелетие. Возврат европейцев к исконным принципам их жизненной ориентации, к трезвому, мужественному взору на жизнь отмечен возрождением в конце средневековья римского права, философии Аристотеля, античной литературы и искусства. Долгому застою в развитии цивилизации пришел конец. Волна восточного нашествия в конце концов захлебнулась и стала идти на убыль. Отлив этот длится до этого времени.

[Astrolog]

Одним из богов восточного происхождения, которые на закате древнего мира вступили в борьбу за господство над Западом, был Митра. Огромная популярность этого культа засвидетельствована монументами, рассеянными в большом количестве по всей местности Римской империи. Учением и обрядовостью культ Митры во почти всех отношениях припоминает не только лишь культ Великой Мамы, да и христианство. Это сходство показалось очевидным самим христианским богословам, и они истолковали его как дело рук беса, постаравшегося соблазнить души людей с пути настоящего при помощи данной лживой и коварной подделки под христианство. Точно так же почти все из местных языческих ритуалов показались испанским завоевателям Мексики и Перу дьявольской пародией на христианские таинства. Современный спец в области сравнительного религиоведения с куда огромным основанием лицезреет в такового рода сходствах итог независящей работы людского разума в его пусть неуклюжих, но искренних попытках понять тайну мира и перестроить в согласовании с данной страшной тайной свою жизнь. Вроде бы то ни было, непременно одно: митраизм, сочетающий возвышенную обрядовость со рвением к нравственной чистоте и к достижению бессмертия, показал себя суровым конкурентом христианства. В течение какого-то времени нельзя было предсказать финал борьбы меж этими конкурирующими вероисповеданиями. Приметные пережитки данной долгой борьбы сохранились в нашем праздничке Рождества Христова, который церковь, вероятнее всего, позаимствовала конкретно из этого языческого культа. По юлианскому календарю 25 декабря числилось деньком зимнего солнцестояния и деньком рождения солнца; с этого момента дни стают длиннее и солнце греет все посильнее. В Сирин и Египте празднование рождения солнца различалось увлекательными чертами. Его участники удалялись во внутренние приделы храма, и в полночь выбегали оттуда с кликом: "Дева родила! Свет прибывает!" Египтяне даже изображали новорожденное солнце в виде куколки, которую они в день рождения (день зимнего солнцестояния) изготовляли и выставляли на обозрение верующих. Дева, которая зачала и родила 25 декабря отпрыска, была, непременно, Великой восточной богиней, которую семиты звали Небесной Девой либо просто Небесной Богиней: в населенных семитическими народами странах она выступала как ипостась Астарты. Сторонники же культа Митры называли его Солнцем либо, как они выражались, Всепобеждающим Солнцем и в силу этого датировали его рождение также 25 декабря. Евангелия ни словом не упоминают о дате рождения Христа. Потому ранешние христиане этот праздничек не отмечали. Но с течением времени египетские христиане стали считать Рождеством 6 января; обычай празднования в сей день дня рождения Спасателя к IV столетию распространился по всему востоку. Но в конце III - начале IV столетия Западная церковь, которая отрешалась датировать Рождество 6 января, установила в качестве подлинной даты 25 декабря. С течением времени с сиим решением согласилась и Восточная церковь. В Антиохии, к примеру, это изменение вошло в силу только в 375 году нашей эпохи. Какими соображениями церковные власти руководствовались при учреждении празднования Рождества? Чрезвычайно откровенно предпосылки этого нововведения изложены одним сирийским создателем христианского вероисповедания. "Отцы церкви перенесли празднование с 6 января на 25 декабря вот почему. У язычников был обычай такого же 25 декабря праздновать день рождения солнца, в честь которого они зажигали огни. Христиане также воспринимали роль в этих торжествах. Когда церковные власти сообразили, что христиане сохраняют пристрастие к этому праздничку, они посоветовались и решили, что настоящее Рождество обязано отмечаться 25 декабря, а 6 января -праздник богоявления (эпифании). Вот почему сохранился также обычай жечь свечки до 6 января". То, что Рождество имеет языческие корешки, молчаливо признает Блаженный Августин, когда он увещевает братьев во Христе праздновать сей день не как язычники, другими словами из-за рождения солнца, а ради того, кто сотворил солнце. Папа Лев Великий также осуждал это вредное суеверие - представление о Рождестве как о возрождении солнца, а не как о Рождестве Христовом.

[Astrolog]

Из этого следует, что церковь приняла решение праздновать день рождения собственного основоположника 25 декабря для того, чтоб перевести религиозное рвение язычников с солнца на того, кто звался Солнцем справедливости. В таком случае нет ничего неописуемого в гипотезе о том, что того же порядка мотивы могли побудить церковные власти уподобить Пасху, другими словами празднование погибели и воскресения господа, празднованию погибели и воскресения другого азиатского бога, которое приходилось на то же время года. Вправду, греческие, сицилийские и итальянские пасхальные ритуалы умопомрачительно напоминают культ Адониса. Я уже высказывал предположение, что церковь сознательно приспособила новейший праздничек к его языческому макету, для того чтоб завербовать для христианства как можно больше приверженцев. Но этот шаг в грекоязычных областях древнего мира был сделай скорее, чем в странах, говорящих на латыни: ведь культ Адониса процветал у греков, а на Рим и на Запад вообщем оказал незначимое влияние. Он наверное не был частью официальной римской религии. Чувства римской черни захватил не он, а наиболее варварский культ Аттиса и Великой Мамы. Меж иным, погибель и воскресение Аттиса официально праздновались в Риме 24 и 25 марта: крайнее число числилось деньком весеннего равноденствия, другими словами деньком, более пригодным для возрождения бога растительности, всю зиму проспавшего мертвым сном. Ежели верить обширно всераспространенному старому поверью, крестный путь Христа также приходился на 25 марта. Некие христиане, не обращая внимания на положение луны на небе, часто отмечали в сей день распятие Спасателя. Этот обычай соблюдался во Фригии, Каппадокии и Галлии: есть основания считать, что одно время ему следовали и в самом Риме. Так что предание, датировавшее погибель Христа 25 марта, было очень старым и пустило глубочайшие корешки. Это тем паче замечательно, что, как демонстрируют астрономические расчеты, оно не имело под собой ни мельчайшего исторического основания. Нужно потому сделать последующий вывод: восхождение Христа на Голгофу было специально приурочено к данной дате, для того чтоб соответствовать наиболее старому празднованию весеннего равноденствия. Таково мировоззрение очень эрудированного историка церкви - монсеньора Луи Дюшэна; он показывает на то, что погибель Спасателя стала, таковым образом, приходиться как раз на тот день, в который, по всераспространенному верованию, был создан мир. Воскресение Аттиса, который соединял в одном лице Бога-отца и Бога-сына, официально отмечалось в Риме в тот же день. Стоит также вспомнить, что празднование дня святого Жору в апреле пришло на замену старому языческому праздничку Парилий; что день святого Иоанна Крестителя пришел на замену летнему языческому праздничку воды; что праздничек Успения Пресвятой Богородицы в августе месяце вытеснил празднество Дианы; что день Всех Святых в ноябре явился продолжением старого языческого праздничка мертвых; что само Рождество Христово было приурочено к зимнему солнцестоянию, так как сей день числился рождением солнца. В свете этих данных приобретает доказательность наша гипотеза о том, что и другое центральное христианское празднество - Пасха - по этим же причинам было адаптировано к аналогичному праздничку фригийского бога Аттиса, приходившемуся на время весеннего равноденствия. Дюшэн Луи (1843-1922) - французский историк церкви. Тот факт, что христианский и языческий празднички погибели и воскресения бога отмечались в одних и тех же местах в одно время года, даже ежели за ним не стоит ничего большего, примечателен уже сам по для себя. В период весеннего равноденствия погибель Христа торжественно отмечали во Фригии, в Галлии и, по всей вероятности, в Риме, другими словами в зоне зарождения и большего распространения культа Аттиса. Не достаточно возможно, чтоб это было обычным совпадением. В зонах умеренного климата, где в весеннюю пору весь вид природы изменяется под влиянием притока жизненной энергии, в весеннем равноденствии с стародавних времен лицезрели обновление природы в возрождающемся боге, и нет ничего наиболее естественного, как связать возрождение новейшего бога с поворотной точкой года. Вообщем, ежели датировать погибель Христа 25 марта, воскресение его, согласно христианской традиции, обязано было приходиться на 27 марта, другими словами на два дня позднее весеннего равноденствия по юлианскому календарю и воскресения Аттиса. Аналогичный сдвиг на два дня происходит при совмещении христианского и языческого праздничков святого Жору и Успения Богородицы. Но другое христианское предание - ему следовал Лактанций и, видимо, галльская церковь - относило погибель Христа к 23-му, а его воскресение - к 25 марта. В таком случае воскресение Христа точно совпадало с воскресением Аттиса. Лактанций (ок. 250-ум. опосля 325) - христианский церковный писатель. По свидетельству анонимного христианского создателя IV века нашей эпохи, как христиане, так и язычники отмечали поразительные совпадения дат погибели и воскресения их богов. Это совпадение было предметом яростных споров последователей враждующих религий: язычники с жаром утверждали, что воскресение Христово является липовой подделкой под воскресение Аттиса, а христиане с таковой же горячностью обосновывали. что дьявольской подделкой является как раз воскресение Аттиса. Верх в этих непристойных, на взор поверхностного наблюдающего, препирательствах брали язычники, доказывавшие, что их бог, как наиболее старший по возрасту, является не копией, а оригиналом, так как оригинал традиционно старше копии. Но христиане просто отражали этот аргумент. Пусть Христос, утверждали они, бог младший по времени, но по сути он старший, потому что в данном случае Сатана затмил в коварстве себя самого и направил ход природы вспять. Эти совпадения христианских и языческих праздничков, ежели взять их в целом, очень многочисленны, чтоб быть делом варианта. Они свидетельствуют о компромиссе, который церковь в час собственного торжества обязана была заключить с соперничающими культами, побежденными, но не утратившими собственного влияния на разумы. Непреклонный фанатизм ранешних проповедников христианства, их горячее осуждение язычества уступили место политике наиболее гибкой и терпимой, всепрощающей благотворительности трезвых церковных иерархов, отдававших для себя полный отчет в том, что христианство, ежели оно хочет захватить мир, обязано ослабить очень твердые догматы основоположника, приотворив тем ворота, ведущие к спасению. Тут меж историей христианства и историей буддизма существует любознательная параллель.

[Astrolog]

Обе религиозные системы в собственных истоках были сначала этическими реформами, плодами благородного рвения, возвышенных устремлений и сострадательной чуткости основоположников, красивых душ, которые время от времени вроде бы нисходят на землю из лучшего мира, для того чтоб поддержать и навести нас, слабеньких, заблуждающихся смертных. Оба проповедовали добродетель как средство заслуги того, что представлялось им высшей целью жизни (спасения души), хотя один находил спасения в нескончаемом блаженстве, а иной - в окончательном освобождении от мучения и слиянии с высшим началом. Но проповедуемые ими эталоны с их непреклонной ориентацией на личную святость находились в очень резком противоречии не только лишь со слабостью людской природы, да и с врожденными инстинктами людей, вследствие чего же их воплощение в жизнь могло быть уделом менее чем кучки учеников, порвавших все связи с семьей и обществом и работающих над своим личным спасением в тихом монастырском уединении. Для того, чтоб эти вероисповедания (пусть даже формально) могли стать достоянием целых народов, а тем паче всего мира, они нуждались в глубинной перестройке в согласовании с предрассудками и страстями черни. Проведение в жизнь такового преобразования выпало на долю последователен, которые, будучи людьми трезвыми, наиболее подступали на роль посредников меж пророками и массой. С ростом популярности христианство и буддизм все наиболее впитывали в себя низшие устремления, для искоренения которых эти религиозные системы были учреждены. Такового рода духовный упадок неизбежен. Большая часть людей не способно удовлетворить очень больших требовании. Было бы тем более несправедливым приписывать постепенное отклонение христианства и буддизма от их начальной сути только умственной и моральной неустойчивости большинства представителей людского рода. Причина лежала в самих концепциях. Нельзя забывать, что обе религии с их прославлением бедности и безбрачия подрубали корешки не попросту гражданского общества, но самого людского существования. Но, или от большой мудрости, или от большой глупости, подавляющая часть людей отказалась заплатить за возможность спасения собственной души неизбежным угасанием людского рода.