ЗАПРЕТНЫЕ СЛОВА

[Astrolog]

Табу на имена собственные. Первобытный человек, не будучи в состоянии проводить точное различие меж словами и вещами, обычно, представляет, что связь меж именованием и лицом либо вещью, которую оно обозначает, является не случайной и безупречной ассоциацией, а настоящими, материально ощутимыми узами, соединяющими их настолько тесновато, что через имя волшебное действие на человека оказать настолько же просто, как через волосы, ногти либо другую часть его тела. Первобытный человек считает свое имя значимой частью самого себя и проявляет о нем соответствующую заботу. Североамериканский краснокожий, например, "относится к собственному имени не как к обыкновенному ярлычку, но как к самостоятельной части собственного тела (подобно очам либо зубам) и пребывает в убежденности, что от дурного обращения с именованием проистекает не наименьший вред, чем от раны, нанесенной какому-нибудь телесному органу. Того же представления придерживаются бессчетные племена, занимающие место от Атлантического океана до Тихого. С сиим обычаем соединено огромное число любознательных правил, относящихся к сокрытию либо изменению собственных имен". На старости лет некие эскимосы выбирают для себя новое имя, надеясь с его помощью обрести новейшие силы. Туземцы племени толампу на полуострове Целебес верят, что, записав имя человека, вы сможете совместно с ним унести и его душу. Почти все из современных первобытных людей считают имена значимой частью самих себя и прилагают много усилий, чтоб скрыть свои подлинные имена и тем не отдать в руки злоумышленников орудие против себя. Начнем с народов, находящихся на низшей ступени публичного развития. Австралийские аборигены часто держат личные имена в тайне от всех из боязни, "что, узнав ваше имя, неприятель может волшебным методом применять его для вас в ущерб". "Австралийский абориген, - по словам другого создателя, - постоянно чрезвычайно без охоты именует свое настоящее имя. Это нежелание, непременно, разъясняется ужасом перед тем, что, овладев именованием, чернокнижник может ему навредить". У племен Центральной Австралии каждый мужчина, дама и ребенок не считая имени, употребляемого в обиходе, имеет тайное либо священное имя, которое присваивается ему старейшинами сразу либо скоро опосля рождения. Оно понятно лишь членам группы, имеющим полное посвящение. Упоминается это тайное имя только в более праздничных вариантах. Произнесение его при женщинах либо мужчинах из другого клана расценивается как серьезнейшее нарушение племенного этикета (в нашем осознании к нему можно приравнять разве что случаи самого вопиющего святотатства). Во всяком случае имя произносится лишь шепотом и только опосля того, как приняты все меры предосторожности, чтоб никто из сторонних не сумел его подслушать. "Туземцы не колеблются, что, узнав их тайные имена, иноплеменник получит благоприятную возможность нанести им вред методом магии".

[Astrolog]

Этот же ужас, по-видимому, породил сходный обычай у старых египтян, чей сравнимо высочайший уровень цивилизации странноватым образом уживался с пережитками самой грубой дикости. У каждого египтянина было два имени: истинное и доброе либо, по другому, огромное и маленькое. Доброе, либо маленькое, имя было понятно всем, истинное же, либо огромное, имя египтяне держали в глубочайшей тайне. Ребенок из касты брахманов также получает при рождении два имени: имя для ежедневного обихода и имя тайное (оно обязано быть понятно лишь его папе и мамы). Крайнее имя произносят лишь при совершении обрядов, к примеру ритуала бракосочетания. Обычай этот ориентирован на защиту человека от магии: ведь чары стают эффективными только в купе с подлинным именованием. Туземцы острова Ниас верят, что бесы, услышав имя человека, могут причинить ему вред. Потому они никогда не произносят имена малышей, ибо те в особенности подвержены нападениям злых духов. По той же причине местные обитатели не зовут друг дружку по имени, находясь в излюбленных обиталищах духов: в сумрачных чащах, лесах, на берегах рек либо водопадов. Свои имена держат в тайне и индейцы-чилоте, они не обожают, когда их имена произносят в полный глас. Ведь на материке и на прилегающих островах их могут услышать феи и черти. Зная имена, они не замедлят чем-нибудь навредить людям, но эти злокозненные духи бессильны, пока им неопознаны имена. Арауканец чуть ли откроет свое имя чужестранцу из боязни, что крайний приобретет сверхъестественное влияние на него. Ежели человек, несведущий в предрассудках этого племени, все-же спросит арауканца о его имени, тот ответит: "У меня его нет". Ежели этот же вопросец задать оджибве, он поглядит на 1-го из присутствующих и попросит ответить за него. "Такое нежелание проистекает из усвоенного в детстве представления, согласно которому повторение личных имен мешает росту и они останутся малорослыми, Почти все пришельцы потому представляли, что у краснокожих или совершенно нет имен, или они их позабыли". Оджибве, как мы лишь что удостоверились, докладывают пришельцам имя человека без угрызений совести и без боязни дурных последствий. Ведь таковая опасность возникает только в этом случае, ежели имя произносит сам его обладатель. В чем тут дело? Почему, а именно, считается, что человек, произнеся свое имя, прекращает расти? Можно представить, что имя человека в очах первобытных людей является его частью лишь тогда, когда он произносит его сам, в других же вариантах оно не имеет жизненной связи с его личностью не может служить орудием нанесения вреда. Первобытные философы вероятнее всего рассуждали так: ежели имя вылетает из уст самого человека, он расстается с живой частью самого себя. Таковой человек, ежели он продолжает упорствовать в собственном невразумительном поведении, наверное кончит истощением жизненной энергии и расстройством организма. Сторонники данной обычный теории могли указать своим запуганным ученикам на скрюченных недугом развратников и людей слабенького телосложения - ужасные примеры судьбы, которая в какой-то момент ожидает людей, чрезвычайно усердствующих в произнесении собственных имен. Фактом (вроде бы его ни разъясняли) остается то, что дикарь испытывает сильнейшее отвращение к произнесению собственного имени и в то же время ничего не имеет против того, чтоб его произносили остальные люди. Наиболее того, чтоб удовлетворить любопытство напористого чужестранца, он сам дает им сделать это заместо него. В неких районах острова Мадагаскар сообщение имени его носителем является для него табу, но заходит в обязанность кого-нибудь из провождающих его лиц либо рабов. Та же любознательная непоследовательность отмечена у неких племен американских краснокожих. Один создатель пишет, что "для южноамериканского индейца имя является вещью священной и обладатель не должен необдуманно разглашать его. Попросите воина хоть какого племени именовать свое имя ваш вопросец встретит или прямой отказ, или для вас дипломатично дадут осознать, что неясен смысл вопросца. Но только успеет подойти кто-то из друзей, как спрошенный краснокожий прошептает подходящий ответ ему на ухо. Друг имеет право именовать его имя, узнав в обмен на эту любезность имя человека, который задал вопросец". Это общее правило приложимо, а именно, к индейцам Английской Колумбии, относительно которых понятно, что "одним из более странноватых предрассудков, которыми практически пропитаны все эти племена, является нежелание краснокожих именовать свои имена. Вы никогда не можете выяснить действительное имя человека от него самого; но имена собственных соплеменников краснокожие докладывают без каких-то колебаний". Этот же этикет остается в силе на островах восточной части Индийского океана. Общим правилом тут является не произносить собственное имя. Вопросец: "Как вас зовут?"-является тут очень неделикатным. Ежели о имени туземца осведомятся административные либо судебные инстанции, тот заместо ответа знаком покажет на товарища либо прямо произнесет: "Спросите его". Это суеверие всераспространено по всей без исключения Ост-Индии и встречается в племенах моту и моту-моту, у папуасов Северной Новейшей Гвинеи, у нумфоров Голландской Новейшей Гвинеи и меланезийцев архипелага Бисмарка. В Южной Африке местные обитатели никогда не именуют собственных имен, ежели кто-то в состоянии сделать это за их, но в случае последней нужды и сами не отрешаются их сказать.

[Astrolog]

В неких вариантах запрет, накладываемый на произнесение имен людей, не имеет неизменного нрава, а зависит от событий и с их конфигурацией утрачивает силу. Так, когда воины племени найди совершают набег, оставшимся дома соплеменникам не разрешается именовать их по именам; воинов следует именовать именами птиц. Стоит ребенку забыться и именовать кого-нибудь из ушедших по имени, мама выбранит и предостережет его: "Не говори о птицах, летающих в небе". Когда негр племени бангала с Верхнего Конго рыбачит либо ворачивается с уловом, имя его временно находится под запретом. Все зовут рыбака mwele независимо от того, каково его настоящее имя. Делается это поэтому, что река изобилует духами, которые, услышав настоящее имя рыбака, могут пользоваться им для того, чтоб помешать ему возвратиться с неплохим уловом. Даже опосля того как улов выгружен на берег, покупатели продолжают звать рыбака mwele. Ведь духи - стоит им услышать его настоящее имя - запомнят его и или расквитаются с ним на последующий день, или так попортят уже пойманную рыбу, что он не достаточно за нее выручит. Потому рыбак вправе получить большой штраф со всякого, кто назовет его по имени, либо вынудить этого легкомысленного болтуна закупить весь улов по высочайшей стоимости. чтоб вернуть фортуну на промысле. Когда воины племени сулка в Новейшей Британии находятся близко от земли собственных противников гактеев, они кропотливо смотрят за тем, чтоб не произносить вражеских имен. В неприятном случае неприятели нападут на их и всех перебьют. Потому при схожих обстоятельствах воины сулка называют гактеев о lapsiek (что означает "гнилостные стволы деревьев"), полагая, что от этого руки и ноги ненавистных противников станут тяжеловесными и неуклюжими, как бревна. Этот пример отлично иллюстрирует очень материалистическое воззрение сулка на природу слова: им кажется, что выражение, значащее неуклюжесть, будучи произнесено, гомеопатически поразит неуклюжестью члены их отдаленных противников. Иной пример курьезного заблуждения такового рода мы находим у кафров. Начинающего вора, по их мнению, можно поправить, довольно лишь выкрикнуть его имя над кипящим котлом с лечебной водой, прикрыть котел крышкой и на некоторое количество дней бросить имя вора в воде. При всем этом нет ни мельчайшей необходимости, чтоб о манипуляциях, которые делают над его именованием, был осведомлен сам вор. Нравственное возрождение ему и так обеспечено. Когда настоящее имя человека нужно держать в тайне, в ход часто идет его прозвище либо уменьшительное имя. В отличие от первичных, реальных имен эти вторичные имена не числятся частью самого человека, так что их можно без опаски разглашать, не рискуя поставить под опасность сохранность именуемого лица. Для того чтоб не произносить реального имени человека, его нередко именуют по имени его малыша. К примеру, "аборигены Гипсленда резко возражали против того, чтоб иноплеменникам стали известны их имена: ведь в таком случае неприятели могли бы перевоплотить их в орудия заклинания и волшебным методом лишить их жизни. Потому что у малышей, как считают местные обитатели, противников нет, они традиционно молвят о мужчине как о "отце, дяде либо двоюродном брате такого-то и такого-то малыша". Но от произнесения имени взрослого человека они постоянно воздерживаются". Альфуры в районе Посо на полуострове Целебес ни при каких обстоятельствах не станут произносить свои имена. Потому, ежели вы желаете выяснить чье-то имя, для вас следует обратиться не к самому этому человеку, а к его соплеменникам. Ежели это не представляется вероятным, к примеру, ежели вблизи никого нет, для вас надлежит осведомиться о имени его малыша и обращаться к нему: "Отец такого-то". Вообщем, альфуры без охоты именуют даже имена малышей: ежели у малыша есть племянник либо племянница, к нему применяется термин "дядя такого-то" либо "тетя такой-то". В традиционном малайском обществе у человека никогда не спрашивают, какое у него имя. Чтоб избежать потребления родительских имен родителей зовут именами малышей. Создатель данного сообщения добавляет, что людей бездетных именуют именами младших братьев. У даяков внутренних областей Борнео малышей, достигших возмужания, зовут, в зависимости от пола, папой либо мамой малыша младшего брата либо малыша сестры отца либо мамы, другими словами его двоюродных братьев и сестер. У кафров считается неучтивым именовать жену ее реальным именованием. Даже ежели она лишь что помолвлена не является еще ни супругой, ни мамой, ее принято называть "мамой такого-то". У племен нага (куки, земи и кача) в Ассаме опосля рождения малыша предки перестают произносить свои имена и зовутся мамой и папой такого-то. Бездетные пары бытуют как "бездетный отец" и "бездетная мама". Высказывалось предположение, что обширно всераспространенный обычай именовать отца именованием малыша берет начало в стремлений парней утвердить свое отцовство, чтоб с его помощью получить в отношении малышей те права, которыми при материнском счете родства воспользовалась мама. При всем этом, но, не получает разъяснения параллельный обычай (обычай именовать мама именованием малыша), который, обычно, с ним сосуществует. Это разъяснение тем паче неприменимо к обычаю именовать бездетных родителей мамой и папой несуществующих малышей, именовать парней именами их младших братьев либо употреблять применительно к детям определения "дядя либо тетя такого-то", другими словами звать их отцами и матерями собственных двоюродных братьев и сестер. Все эти обычаи находят обычное и естественное разъяснение, ежели представить, что они проистекают из нежелания произносить подлинные имена лиц, с которыми молвят, либо лиц, о которых речь идет. Это нежелание коренится частично в боязни привлечь внимание злых духов, а частично в ужасе, вроде бы имя не попало в руки чернокнижников и те с его помощью не навредили его носителю.

[Astrolog]

Табу на имена родственников. Казалось бы, в разговоре с родственниками и друзьями сдержанность в употреблении Собственных имен обязана исчезнуть либо по последней мере ослабеть. На самом же деле нередко все как раз напротив. С величайшей неукоснительностью это правило применяется конкретно к лицам, связанным самыми тесноватыми кровнородственными узами и в индивидуальности узами брака. Часто таковым лицам запрещается не только лишь именовать друг дружку по имени, да и употреблять слова, имеющие с этими именами хотя бы один общий слог. Этот запрет относится, а именно, к мужьям и женам, к супругу и родителям супруги, к супруге и папе супруга. К примеру, кафрская дама не имеет права на публике произносить имена, данные при рождении ее супругу либо кому-то из его братьев, также употреблять запретные слова в их обыкновенном значении. Ежели, например, супруга ее зовут у-Мпака (от слова impaka, маленькое животное из семейства кошачьих), то она обязана именовать это животное иным именованием. Кафрской даме, дальше, запрещено даже про себя произносить имена собственного свекра и всех родственников мужского пола по восходящей полосы. Ежели ударный слог 1-го из этих имен встречается в каком-то другом слове, дама обязана заменить это слово либо этот слог. Благодаря этому обычаю в женской среде зародился вроде бы язык в языке, который кафры именуют "дамским наречием". Осознать это "наречие" чрезвычайно тяжело: нет определенных правил образования эвфемизмов, а ввиду большого числа таковых слов нереально составить их словарь. Даже в пределах 1-го племени быть может существенное число дам, которые не имеют права применять заменители, употребляемые иными дамами, как и сами начальные слова. Мужчина-кафр со собственной стороны не может произносить имя тещи, а она его имя. Ему, правда, не запрещаете употреблять слова, в каких встречается ударный слог её имени. Киргизка ни при каких обстоятельствах не отважится произнести имена старших родственников собственного супруга либо употребить слова, напоминающие их по звучанию. Ежели имя 1-го из родственников, например, значит "пастух", она обязана исключить из собственной речи и слово "овца", заменив ее словом "блеющее животное". Ежели его имя происходит от слова "ягненок", она обязана именовать ягнят "юными блеющими животными". В Южной Индии дамы верят, что произнести имя супруга даже во сне - означает стать предпосылкой его безвременной кончины. Ежели приморский даяк произнесет имя тестя либо тещи, это вызовет гнев духов. А потому что он считает своим тестем и тещей не только лишь отца и мама супруги, да и отцов и матерей жен собственных братьев и мужей собственных сестер, а не считая того, отцов и матерей всех двоюродных братьев и сестер, то число табуированных имен может оказаться очень значимым, совместно с чем растет и возможность ошибки. Неурядица становится еще большей поэтому, что даяки часто дают людям очень употребительные имена, такие, к примеру, как Луна, Мост, Кобра, Леопард. Ежели одно из таковых имен носит кто-либо из бессчетных тестей и тещ даяка, соответственное ходовое слово не обязано слетать с его уст. Альфуры Минахассы на полуострове Целебес заходят еще далее: они запрещают употреблять даже такие слова, которые по звучанию кое-чем напоминают имена людей. Особенный запрет накладывается в данной связи на имя тестя. Ежели того зовут, к примеру. Капала, его зять не может именовать лошадка обыденным словом kawalo. Он должен употреблять применительно к ней словосочетание "животное для верховой езды" (sasakajan). У альфуроа с острова Буру запрещается произносить имена собственных родителей и родителей супруги, также обозначать предметы обихода словами, которые по звучанию похожи на эти имена. Ежели ваша теща, к примеру, носит имя Далу, что значит ("бетель"), вы не имеете права просто попросить отдать для вас бетеля, а должны спросить растение, которое "делает рот красноватым". На том же полуострове существует табу на упоминание имени старшего брата в его присутствии. Нарушение этих запретов карается штрафом. На полуострове Сунда считается, что, ежели человек упомянет имя собственного отца либо мамы, это погубит посев одной из возделываемых там культур. У нумфоров (Голландская Новенькая Гвинея) родственникам по браку запрещается именовать друг дружку по имени. В число табуированных категорий родственников входят супруга, теща, тесть, дяди и тети супруги, братья и сестры ее деда и все члены семьи супруги и супруга 1-го поколения с ними (есть одно исключение: мужчина может звать по имени собственного шурина). Табу эти вступают в силу сразу опосля помолвки, другими словами еще до бракосочетания. Членам семей жениха и жены запрещается именовать друг дружку по имени и даже глядеть друг на друга. При их нечаянных встречах это приводит к комическим сценам. Из потребления исключаются не только лишь сами имена - слова, похожие на их по звучанию, также заменяются иными. Ежели кому-то из нумфоров по неосмотрительности случилось произнести запретное имя, он должен здесь же свалиться на пол со словами: "Я употребил запретное имя. Выбрасываю его в дверь, чтоб расслабленно поесть". Мужчина на островах в западной части Торресова пролива никогда не употреблял личных имен тестя, тещи, шурина и свояченицы: те же запреты распространялись и на дам. О шурине разрешалось говорить как о брате либо муже лица, которое не возбранялось именовать по имени: свояченицу также можно было именовать "супругой такого-то". Ежели кому-нибудь из туземцев случалось произнести имя шурина, он от смущения опускал голову. Он переставал стыдиться только опосля того, как преподносил шурину подарок-компенсацию за употребление его имени всуе. Подобная компенсация за то, что кто-то случаем произнес их имена, полагалась свояченице, теще и тестю. У жителей полуострова Газели в Новейшей Британии произнесение имени шурина является тягчайшим преступлением, караемым гибелью. На островах Банке в Меланезии на употребление имен родственников по браку налагаются чрезвычайно строгие табу. Мужчине там нельзя именовать по имени тестя, шурина, тем паче тещу. Но за ним сохраняется право именовать по имени свояченицу. Дама не смеет именовать по имени отца супруга, не говоря уже о самом муже. Островитяне, чьи малыши сочетались браком, лишаются права именовать друг дружку по имени. Им запрещается произносить не только лишь сами имена, да и слова обыденного языка, которые или напоминают их по звучанию, или имеют общие слоги. Так, один туземец не осмеливался произнести слова "свинья" и "умереть", так как они встречались в многосложном имени го зятя. Докладывают о одном несчастном, которого имя брата супруги лишило способности воспользоваться таковыми словами, как "рука" и "горячий". Ему пришлось изъять из собственного словаря даже число "один", которое являлось составной частью имени двоюродного брата его супруги.

[Astrolog]

Нежелание произносить имена, даже слоги имен родственников по браку неотделимо от нежелания почти всех народов произносить личные имена, также имена покойников, вождей и правителей. В крайнем случае умолчание основывается на суеверии, да и в первом оно не имеет под собой наиболее крепкого основания. Нежелание первобытного человека произносить свое имя коренится, по последней мере частично, в суеверном ужасе перед злом, которое неприятели (будь то люди либо духи) могут ему причинить. Нам остается проанализировать этот обычай в отношении имен покойников и особ королевской крови. Табу на имена покойников. На Кавказе обычай умолчания в отношении имен покойников в древности соблюдали албанцы. Этот обычай остается в силе у почти всех современных одичавших племен. Австралийские аборигены строжайшим образом придерживаются обычая не упоминать покойников собственного пола по имени: именовать в полный глас человека, оставившего земную жизнь, - означает грубо нарушить один из более священных обычаев племени. Требование окутывать имена погибших покрывалом забвения основывается сначала на боязни потревожить дух покойного. Вообщем, нельзя сбрасывать со счетов и естественное нежелание людей воскрешать пережитую в прошедшем утрату. В один прекрасный момент исследователь А.Олдфилд, по его словам, напугал австралийца тем, что выкрикнул имя погибшего так громко, что абориген бросился бежать со всех ног и в течение пары дней не показывался. При последующей встрече он с горечью упрекнул белоснежного человека за его опрометчивый поступок. "Мне, - добавляет Олдфилд, никакими доводами не удалось вынудить его выжать из себя ужасные звуки имени покойного: ведь в таком случае он попал бы во власть злых духов". Аборигены Виктории молвят о погибших только в редких вариантах и при всем этом изменяют их имена. Приглушенным голосом они вспоминают о "тех, кто ушел", о "несчастных, которых больше нет в живых". Именовать мертвого по имени - означает вызвать озлобление духа покойного (Куит-Джил), который некое время опосля погибели парит над землей, а потом удаляется в направлении заката солнца. Понятно, что племена нижнего течения реки Муррей "кропотливо избегают произносить имена покойников; в случае последней необходимости туземцы именуют их шепотом, при этом так тихо, что дух, как им кажется, не может их услышать". В Центральной Австралии в протяжении всего периода траура запрещается произносить имя покойника, ежели в этом нет последней необходимости: в крайнем случае из боязни потревожить дух погибшего, блуждающий кое-где вблизи в виде привидения, туземцы именуют его имя шепотом. Услышав свое имя, дух решит, что родственники не оплакивают его подабающим образом - будь их горе искренним, они не потерпели бы легкомысленного обращения с его именованием. Задетый за живое таковой вопиющей бессердечностью, дух будет являться родственникам во сне и мучить их. Албанией именовалось в древности Восточное Закавказье (теперешний Азербайджан). То же отвращение к произнесению имен погибших питают южноамериканские краснокожие от Гудзонова залива до Патагонии. У индейцев-гоахиро в Колумбии произнесение имени покойного в присутствии его родственников считается страшным оскорблением, часто караемым гибелью. Ежели такое случится в присутствии дяди либо племянника погибшего, те при мельчайшей способности уничтожат обидчика на месте. В случае бегства он должен заплатить большой штраф: два и поболее быков.

[Astrolog]

Схожую же неохоту упоминать имена погибших, по имеющимся данным, испытывают настолько отдаленные друг от друга народы, как сибирские самоеды и года в Южной Индии, обитатели Монголии и туареги Сахары, айны в Стране восходящего солнца, акамба и нанди в Восточной Африке, тингианы на Филиппинских островах, также туземцы Никобарских островов, Борнео, Мадагаскара и Тасмании. Во всех этих вариантах главной предпосылкой умолчания, даже ежели она не выражена очевидно, является ужас перед духом. Относительно туарегов нам это положительно понятно. Они страшатся возвращения духа погибшего и делают все вероятное, чтоб этого избежать: опосля погибели соплеменника они меняют место стоянки, на веки нескончаемые прекращают именовать покойного по имени и избегают всего, что можно истолковать как вызов его духа. Потому туареги, в отличие от арабов, никогда не добавляют к своим именам отчества. Они дают человеку имя, которое живет и погибает совместно с ним. У австралийских племен Виктории имена людей только в редких вариантах передавались из поколения в поколение. У их числилось, что у человека, которому дали имя погибшего, жизнь будет недлинной: покойный тезка такового человека скоро захватит его с собой в страну духов. Ужас перед духом покойного, заставляющий обходить молчанием его имя, также вдохновляет людей, носящих имя погибшего, подменять его иным, чтоб не привлечь к для себя внимания его духа. По имеющимся сведениям, аборигены Южной Австралии (район Аделаиды и залива Встречи) питают к произнесению имен собственных не так давно погибших соплеменников настолько мощное отвращение, что все их тезки отрешаются от собственных имен: им или присваивают временные имена, или подменяют иными. Того же правила придерживаются некие племена Квинсленда. Вообщем, в этом регионе запрет на внедрение имени погибшего - хотя он может оставаться в силе на годы - является временным. У остальных австралийских племен изменение имени при подобных обстоятельствах носит неизменный нрав. Под новеньким именованием, ежели он не будет обязан вновь его поменять по этим же причинам, человек известен всю остальную часть жизни. У североамериканских краснокожих мужчины и дамы, которые носят имя лишь что погибшего человека, должны от него отрешиться и принять другое имя. Эта подмена официально закреплялась на первом обряде плача по покойнику. У племен к востоку от Скалистых гор изменение имени оставалось в силе лишь до окончания похоронного ритуала; у остальных племен побережья Тихого океана оно, видимо, было неизменным. В неких вариантах свои имена, следуя той же логике, меняют все близкие родственники покойного (независимо от их начального смысла). Поступают так, естественно, из ужаса, вроде бы звук знакомого имени не привлек бродячего духа к его старенькому жильу. Некие племена Виктории на период оплакивания подменяли имена всех близких родственников погибшего описательными определениями, предписываемыми обычаем. Именовать человека, носящего траур, его реальным именованием числилось оскорблением покойника, и, ежели таковое имело место, оно часто приводило к кровопролитным столкновениям. У краснокожих северо-запада Америки близкие родственники покойного часто меняют свои имена, чтоб "не привлечь духов, которые будут нередко слышать повторение знакомых имен, обратно на землю". У краснокожих племени кайова покойника никогда не именуют по имени в присутствии его родственников; опосля погибели родственника другие члены семьи меняют свои имена. Наиболее 3-х веков тому назад о существовании этого обычая на полуострове Роанок докладывали поселенцы, прибывшие туда совместно с сэром Уолтером Рэли. Этот же обычай соблюдают индейцы-ленгуа. Они не упоминают имени погибшего и изменяют имена всех соплеменников, оставшихся в живых. Посреди нас, молвят они, побывала Погибель. Она захватила с собой перечень оставшихся в живых и скоро возвратится за новенькими жертвами. Чтоб расстроить ее планы, ленгуа изменяют свои имена, полагая, что Погибель - хотя все краснокожие значатся в ее перечне - по возвращении не сумеет выяснить людей, изменивших свои имена, и отправится на поиски собственных жертв в другое место. Обитатели Никобарских островов, находящиеся в трауре, меняют имена, чтоб не привлечь к для себя внимание злого духа; по той же причине они изменяют свою наружность, а именно бреют голову.

[Astrolog]

Ежели имя покойного совпадает с заглавием какого-либо предмета общего обихода, к примеру животного, растения, огня, воды, считается нужным такое слово исключить из разговорного языка и заменить иным. Этот обычай, разумеется, является массивным фактором конфигурации словарного фонда языка; в зоне его распространения происходит неизменная подмена устаревших слов новенькими. Эта тенденция была .отмечена в Австралии, Америке и остальных регионах. Относительно австралийских аборигенов понятно, что у их "чуток ли не каждое племя имеет собственный диалект. Некие племена именуют малышей именами природных объектов; когда погибает человек с схожим именованием, оно выходит из потребления и для объекта изобретают новое заглавие". Этот же создатель приводит в качестве примера вариант с человеком по имени Карла, другими словами "огонь". Опосля его погибели пришлось ввести для обозначения огня новое слово. "В силу указанных обстоятельств, -добавляет цитированный создатель, - язык пребывает в состоянии неизменных конфигураций". Так же обстоят дела в одном из племен в районе залива Встречи в Южной Австралии: случись там умереть человеку по имени Нгнке (вода), и все племя обязано в течение долгого времени воспользоваться для обозначения воды иным словом. Сиим, по предположению создателя приведенного наблюдения, и разъясняется, видимо, огромное число синонимов в языке племен Виктории: их речь содержит в себе неизменный запас синонимов, которые в период оплакивания покойного приходят на замену общеупотребительным словам. Ежели из жизни, например, ушел человек по имени Ваа (ворона), в период траура никто не имеет права именовать ворону waa, все именуют эту птицу narrapart. Когда с бренной оболочкой расстался человек по имени Weearn (опоссум), его опечаленные родичи и соплеменники обязаны в течение некого времени именовать это животное наиболее благозвучным именованием mannungkuurt. Ежели же община погружалась в горе по случаю кончины почетной дамы, носившей имя индюкового грифа (barrim barrim), обыденное заглавие индюковых грифов выходило из потребления и заменялось словом tillit tilliitsh. То же самое mutatis mutandis происходило с именами темного какаду, сероватой утки, журавля-гиганта, кенгуру, собаки динго и т.д. В состоянии неизменной трансформации находился благодаря аналогичному обычаю язык абипонов Парагвая. У их, но, слово, будучи в один прекрасный момент изъято из языка, наиболее никогда не воскрешалось. Новейшие слова, по сообщению миссионера Добрицхоффера, раз в год вырастали, как грибы опосля дождика, так как все слова, имевшие сходство с именами погибших, особенным объявлением исключались из языка и на их место придумывались новейшие. "Чеканка" новейших слов находилась в ведении наистарейших дам племени, так что слова, получившие их одобрение и пущенные ими в обращение, здесь же без ропота принимались всеми абипонами и, подобно языкам пламени, распространялись по всем стоянкам и поселениям. Вас, может быть, удивит, добавляет этот же миссионер, покорность, с какой целый парод подчиняется решению какой-либо старенькой колдуньи, и та быстрота, с какой старенькые обычные слова водностью выходят из обращения и никогда, разве что в силу привычки либо по забывчивости, наиболее не произносятся. В протяжении 7 лет, которые Добрицхоффер провел у абипонов, туземное слово "ягуар" поменялось три раза; те же превратности, лишь в наименьшей степени, претерпели слова, обозначающие крокодила, колючку и убой скота. Словари миссионеров, в силу этого обычая, практически кишели исправлениями: старенькые слова вычеркивались как устаревшие и заместо их вписывались новейшие. У почти всех племен Английской Новейшей Гвинеи имена людей совпадают по звучанию с наименованиями общеупотребительных предметов. Ежели произнести имя погибшего, то его дух, по мнению местных обитателей, вернется, а потому что никому не охото вновь узреть его посреди живых, на упоминание его имени накладывается табу. Заместо него, когда идет речь о общеупотребительном термине, изобретают новое слово. В итоге слова повсевременно исчезают и вновь появляются с модифицированными - время от времени до неузнаваемости - значениями. Аналогичный обычай оказывал сходное действие на язык туземцев Никобарских островов. "У их в ходу, - ведает де Репсторф, - очень типичный обычай, который, обязано быть, очень мешает "делать историю" либо, во всяком случае, затрудняет передачу исторических фактов. Согласно этому обычаю, опирающемуся на суеверия никобарских островитян, опосля погибели человека его имя нельзя произносить! Соблюдается этот обычай со всей строгостью. Ежели человек - что нередко бывает - владеет именованием со значением "курица", "головной убор", "огонь", "дорога" и т.д., в дальнейшем всеми силами воздерживаются от потребления этих слов не только лишь применительно к умершему, да и в качестве заглавий указанных предметов. Эти слова отмирают, а для обозначения соответственных предметов никобарцы изобретают новейшие слова либо подменяют их вышедшими из потребления существительными на остальных диалектах никобарского либо чужого языка. Этот странноватый обычай не попросту вносит элемент непостоянности в язык - он разрушает непрерывность публичной жизни и делает летопись событий прошедшего - ежели такая возможна вообщем - туманной и ненадежной".

[Astrolog]

Остальные полевые исследователи также отмечали, что этот обычай подрубает корешки передачи исторических событий. "У индейцев-кламат, - делится своим наблюдением мистер А. С. Гатшет, - нет ни 1-го исторического предания наиболее чем столетней давности. Причина проста: они неукоснительно делали закон, запрещавший методом потребления имени покойного припоминать о его жизни и деятельности. Этот закон соблюдался племенами Калифорнии и Орегона так строго, что за его нарушение человек мог быть казнен. 1-го такового обычая довольно, чтоб история стала неосуществимой. Как можно написать историю без имен?" Вообщем, у почти всех племен естественная склонность людского разума в некий мере ослабляет способность этого предрассудка сглаживать из памяти прошедшее. Время, стирающее самые живые воспоминания, безизбежно выветривает из разума первобытного человека след, который оставил в нем кошмар перед таинством погибели. По мере того как воспоминания о родных и близких тускнеют, первобытный человек говорит о их все наиболее и поболее охотно. Так что исследователь способен спасти грубые имена ушедших предков до того, как, подобно осенним листьям, они сгниют в необозримой пропасти забвения. У части племен Виктории запрет на употребление имен погибших остается в силе лишь на время траура; у 1-го племени в районе Порт-Линкольн (Южная Австралия) он сохраняет силу в протяжении почти всех лет. Обычай племени чинук (Северная Америка) "запрещает упоминание имени погибшего до того времени, пока с момента его кончины не пройдет много лет". У краснокожих племени пуйаллуп через пару лет опосля того, как утрата изглаживается из памяти родственников, действие табу ослабевает, и, ежели покойный был прославленным воином, в его честь быть может назван кто-то из его правнуков. В этом племени интересующее нас табу распространяется только на родственников погибшего, Миссионер Лафито, член ордена иезуитов, ведает, что имя покойника либо сходные с ним имена оставшихся в живых пуйаллуп, так огласить, погребают совместно с телом, пока у родственников, горе которых к тому времени притупилось, не появилось желание "выпрямить дерево либо поднять покойника из могилы". Это значило, что настал черед передать имя погибшего другому человеку, который и становился полноправным воплощением покойного, так как имя, согласно первобытной философии, является значимой частью человека, может быть, даже его душой. У лопарей, когда даме приходило время рождать, во сне ей традиционно являлся предок либо родственник, который докладывал о том, кто из погибших воплотится в дальнейшем ребенке и чье имя ему следует присвоить. Ежели такового сна не было, отец либо кто-то из родственников давал ребенку имя при помощи прорицания либо по совету чернокнижника. Конды празднуют рождение малыша на седьмой день опосля родов. На это торжество приглашают жреца и всех обитателей селения. Чтоб найти имя малыша, жрец кидает в чашу с водой зерна риса, произнося над каждым зерном имя погибшего предка. Следя за передвижением зерна в воде и за поведением новорожденного, жрец устанавливает, кто из предков возродился в ребенке. Традиционно (по последней мере, у северных кондов это так) ребенок наследует имя этого предка. У йоруба скоро опосля возникновения малыша на свет жрец бога прорицаний Ифа узнает, дух какого предка воплотился в ребенке. Родителям докладывают, что ребенок должен во всем следовать привычкам предка, который в нем либо в ней возродился. Ежели, что нередко бывает, предки находятся в неведении относительно стиля жизни предка, жрец снабжает их необходимыми сведениями на этот счет.

[Astrolog]

Табу на имена правителей и остальных священных особ. Опосля того как мы удостоверились, что объектом суеверного ужаса в первобытном обществе являются имена обычных смертных (живых и мертвых), нас не удивит, что принимаются строгие меры предосторожности при использовании именами правителей л жрецов. К примеру, имя короля Дагомеи держат в тайне, чтоб с его помощью какой-либо злодей не навредил правителю. Европейцам повелители Дагомеи стали известны не под своими реальными именами, а под титулами, либо "сильными именами", как именуют их туземцы. Дагомейцы считают, что разглашение "мощных имен" не приносит вреда, так как, в отличие от имени, данного при рождении, они не соединены со своими носителями неразрывно. Людям из королевства Гера под ужасом смертной экзекуции запрещено произносить имена собственных правителей; даже слова, похожие на их по звуку, заменяются иными. Как погибает вождь племени бахима в Центральной Африке, имя его тотчас же изымается из языка, а ежели оно совпадает с заглавием какого-либо животного, то для крайнего незамедлительно подыскивается новое имя. Вождей, к примеру, нередко зовут львами, так что опосля погибели каждого такового вождя для животного необходимо подбирать новое имя. Чрезвычайно тяжело выяснить настоящее имя правителя Сиама, так как его держат в тайне из ужаса перед колдовством; произнесение этого имени карается тюремным заключением. В обращении к местному царьку уместны лишь такие пышноватые титулы, как "величавый", "совершенный", "высший", "великий правитель", "потомок ангелов" и т.д. Высшей степенью нечестия считается в Бирме упоминание имени правящего монарха; подданные бирманского короля не должны совершать этот грех, даже находясь вдалеке от родины. Опосля вступления его на трон, именуют только титулы короля. Никто из зулусов не отважится именовать по имени вождя племени либо его предков либо произнести обыденные слова, которые звучат сходно с табуированными именами либо просто напоминают их. В племени двандве был вождь по имени Ланга, что означает "солнце". По данной причине солнце до реального времени зовут не "ланга", а "гала", хотя со времени погибели вождя прошло наиболее 100 лет. Также в племени кснумайо выражение "пасти скот" поменялось с алуса (либо айуса) на кагеса, так как у-Майуси звали вождя племени. Имя верховного вождя зулусов было табу у всех племен. К примеру, когда вождем зулусов был Панда, слово impando, другими словами "корень дерева", перевоплотился в слово nxabo. Также слово "ересь" либо "клевета" стало произноситься не amacebo, а amakwata, так как 1-ое слово заключает в для себя слог имени известного вождя зулусов Кетчвайо. В особенности мощное влияние эти подмены оказывают на язык дам, которые опускают даже звуки, отдаленно напоминающие табуированное имя. Потому в краале верховного вождя язык жен нередко случается так тяжело осознать; ведь они обращаются схожим образом с именами не только лишь вождя и его предков, да и их братьев. Добавим к сиим племенным, муниципальным табу описанные выше табу на имена свойственников, и мы без усилий усвоим, почему каждое племя зулусов говорит на собственном особенном диалекте. Членам одной семьи время от времени бывает запрещено произносить слова, которые употребляет иная семья. Дамы 1-го крааля, к примеру, именуют гиену ее реальным именованием, дамы другого крааля пользуются в данном случае общеизвестным синонимом, а дамам третьего приходится изобрести для обозначения животного новое слово. Современный зулусский язык в силу этого вроде бы удваивается: для обозначения почти всех предметов он насчитывает по три-четыре синонима, любой из которых миграция племен сделала известным по всей стране. Та же практика имеет место на Мадагаскаре. В итоге в речи местных племен наблюдаются более значительные диалектные индивидуальности, чем в языке зулусов. Родовых имен мадагаскарцы не знают, так что практически все личные имена они заимствуют из обыденного языка, и каждое из их обозначает какой-либо употребительный предмет, действие либо свойство (к примеру, птицу, животное, дерево, растение, цвет и т.д.). Ежели одно из таковых слов составляет имя вождя либо заходит в него как часть, оно становится священным не может наиболее употребляться в собственном обыкновенном значении. На замену ему для обозначения такого же предмета следует изобрести новое слово. Можно представить для себя, какую неурядицу это вносит в язык немногочисленного племени. Тем более сегодняшние обитатели острова, управляемые обилием маленьких вождей с их священными именами, находятся под властью таковой же тирании слов, как и их предки. В особенности неблагоприятные последствия этот обычай возымел на западном побережье острова. Из-за огромного числа самостоятельных маленьких вождей наименования предметов, рек и местностей претерпели там столько конфигураций, что в их царит полная неразбериха. Стоит вождю прогнать из языка какое-то общеупотребительное слово, как туземцы начинают делать вид, что прежнее значение слова совсем изгладилось из их памяти.

[Astrolog]

Но на Мадагаскаре табуируются не только лишь имена живых правителей и вождей. Под запретом, по последней мере в неких частях острова, находятся и имена покойных властителей. К примеру, когда погибает верховный вождь сакалавов, знать и обыкновенные члены племени собираются у тела на совет и торжественно выбирают для почившего монарха новое имя. После чего имя, которое вождь носил при жизни, становится священным, и его запрещено произносить под ужасом смертной экзекуции. Похожие на него по звуку слова разговорного языка также стают священными и заменяются иными. Лица, произнесшие запретные слова, числятся не только лишь невоспитанными, да и правонарушителями: их ожидает смертная казнь. Конфигурации словарного состава действуют только в области, в какой правил погибший вождь; в примыкающих областях слова продолжают употреблять в их древнем значении. Святость полинезийских вождей, естественно, распространяется на их имена, которые, в представлении первобытного человека, неотделимы от личности их носителя. В Полинезии мы сталкиваемся с этим же периодическим запретом произносить имена вождей и сходные с ними слова, что и в стране зулусов и на Мадагаскаре. В Новейшей Зеландии имя вождя почитается настолько священным, что соответственное ему слово обыденного языка заменяется иным. К примеру, вождь 1-го из племен к югу от Ист-Кепа носил имя Марипи, либо "ножик", потому старенькое слово вышло из потребления, а на замену ему пришло новое слово - nekra. В другом племени пришлось поменять слово "вода": в неприятном случае священная особа вождя была бы обесчещена тем, что к ней применялось то же слово, что и к самой обыкновенной воды. Из-за этого табу язык маори практически пестрит синонимами. Путники, посетившие полуостров, удивлялись тому, что одни и те же вещи носят в примыкающих племенах различные наименования. Опосля восшествия на престол властителя острова Таити подмене подвергаются все слова, напоминающие звуками его имя. В старенькые времена человек, имевший неосторожность, в нарушение обычая, пользоваться запретным словом, предавался экзекуции совместно со всеми своими родственниками. Подмена слов на Таити была временной: опосля погибели каждого новейшего властителя новейшие слова выходили из потребления, а старенькые ворачивались. В Старой Греции запрещалось при жизни произносить имена жрецов и высших сановников, связанных с празднованием элевсинских мистерий. Произнесение их имен числилось противозаконным актом. Педант у Лукиана ведает о том, как он случаем встретил этих священных особ, тащивших в суд сквернослова, осмелившегося именовать их по имени; меж тем этот человек непревзойденно знал, что со времени посвящения в жрецы закон запрещал звать их по имени, так как они теряли свои старенькые имена и получали взамен новейшие священные титулы. Из 2-ух надписей, найденных в Элевсине, явствует, что старенькые имена жрецов предавали морским глубинам; их вырезали на бронзовых либо свинцовых дощечках, которые погружали в воды Садамипского залива. Делалось это с целью окружить эти имена непроницаемой тайной. Как достичь данной цели лучше, ежели утопив их в море? Ведь человечий взгляд не способен найти мерцающие пластинки в зеленоватых морских глубинах! Тяжело отыскать наилучший пример смешения телесного с бестелесным, имени с материальной оболочкой, чем этот обычай цивилизованной Греции. Табу на имена богов. Богов первобытный человек делает по собственному виду и подобию. Еще древнегреческий философ Ксенофан отмечал, что у негров боги имеют черную кожу и приплюснутый нос, боги фракийцев румяны и голубоглазы и, имей лошадки, быки и львы возможность изображать собственных богов, те приняли бы форму лошадок, быков и львов. Подобно тому как из ужаса перед происками чернокнижников сам первобытный человек прячет свое настоящее имя, ему кажется, что так же должны поступать и боги, чтоб остальные боги - и даже люди - не услышали загадочные звуки их имен не пользовались ими для заклинаний. Более развитой формы первобытное представление о таинственности и волшебных свойствах божественных имен достигло в Старом Египте. Предрассудки незапамятного прошедшего сохранялись в сердцах египтян более долго, чем набальзамированные тела кошек, крокодилов и остальных божественных животных в их высеченных из камня гробницах. Неплохой иллюстрацией этих предрассудков служит рассказ о том, как коварная Исида выведала у великого бога солнца Ра его тайное имя. Исида представлена в этом повествовании могущественной заклинательницей, которой наскучило общество людей, и она устремилась в мир богов. И помыслила она в сердечко собственном: "Не могла бы и я стать богиней при помощи имени великого Ра и, подобно ему, править в небе и на земле?" У Ра было много имен, но то великое имя, которое давало Ра власть над богами и людьми, было понятно ему одному. К тому времени бог порядком постарел: слюна вытекала из его рта и падала на землю. Исида перемешала слюну с землей, сделала из консистенции змею и положила ее на тропу, по которой великий бог по желанию сердца собственного каждый день нисходил в свое двуединое королевство. И вот в один прекрасный момент, когда Ра, в обществе остальных богов, продвигался обыденным методом, его укусила священная змея; бог тормознул и заорал так, что вопль его достиг небес. "О волшебство! Что случилось с тобой!" - воскрикнула окружение богов. Ответить Ра не мог; у него не попадал зуб на зуб, все его члены содрогались, а по жилам его настолько же быстро, как Нил, бежал яд. Успокоив свое сердечко, великий бог прокричал сопровождавшим: "О придите ко мне, плоть от плоти моей. Я - властитель и отпрыск властителя, я великое семя бога. Отец измыслил имя мое, предки дали мне его, и от рождения оно оставалось скрытым в теле моем, чтоб ни один чернокнижник не получил власти нужно мной. Вот я вышел осмотреть содеянное мной, я шел по двум королевствам, сотворенным мной, и - о горе! - что-то укусило меня. Я не знаю, что же это все-таки за существо, из воды оно либо из огня. Но пламя пожирает сердечко мое, плоть моя содрогается и члены мои трясутся. Приведите же ко мне поросль богов с исцелительными словами и понимающими устами, тех, чья власть добивается небес". После чего перед Ра в горе стала поросль богов. И пришла искусная Исида, чьи уста полны дыхания жизни, чьи чары прогоняют боль прочь, чьи слова способны оживить мертвых. "Что с тобой, божественный отец, что с тобой?" - спросила она. Здесь уста бога отверзлись, и он произнес: "Я шел своим методом, я шел по желанию сердца собственного по двум королевствам, сотворенным мной, и - о горе! - змея, не замеченная мной, ужалила меня. Что такое змея-вода либо огонь? Я холодней воды, я жарче огня, пот покрывает мои члены, я весь дрожу, взгляд мой блуждает, и я не вижу неба, так как лицо мое орошает влага". Исида ответствовала: "Назови мне свое имя, божественный отец, так как названный по имени да будет жить". - "Я сотворил небо и землю, - отвечал бог, - я воздвиг горы, я сделал необъятные моря и, как завесу, протянул два горизонта. Когда я открываю глаза, становится светло. Когда я смыкаю веки, воцаряется тьма, Я тот, по чьему приказу Нил выходит из берегов, я тот, чье имя непонятно даже богам. Днем я - Кепера, в полдень я - Ра, вечерком я - Тум". Но действие яда не ослабевало, он проникал все поглубже и поглубже, и великий Ра уже не мог ступать по земле, "Ты не открыл мне имя твое, - повторила Исида. - Открой мне его, и яд растеряет силу. Помни, что названный по имени да пребудет в живых". Сейчас яд обжигал бога жарче пламени. "Пусть Исида обыщет меня, - ответствовал Ра, - и пусть имя мое перейдет из моей груди в ее грудь". После чего великий Ра скрылся от взгляда богов, и опустело его место на корабле вечности. Так имя великого бога стало понятно ведьме Исиде. "Яд, выйди из Ра! отдала приказ она. - Я, и лишь я, превозмогаю силу яда и выплескиваю его на землю. Так как похищено имя великого бога. Да здравствует Ра и да умрет яд!" Так говорила великая королева богов Исида, узнавшая истинное имя Ра.

[Astrolog]

Из приведенного повествования явствует, что, согласно египетскому поверью, подлинное имя бога, неотделимое от его могущества, пребывало в его груди в прямом смысле слова, и Исида извлекла его оттуда при помощи хирургической операции и - совместно со всеми сверхъестественными возможностями - пересадила его для себя. Рвение при помощи имени овладеть могуществом великого бога не отошло в Египте в область старых преданий: к обладанию схожим могуществом, при этом теми же средствами, стремился всякий египетский маг. Числилось, что человек, узнавший настоящее имя бога либо человека, обладает их подлинной сутью и может принудить к повиновению даже бога, как владелец собственного раба. Волшебное искусство и состояло в том, чтоб при помощи откровения выведать у богов их священные имена. И для заслуги данной цели чернокнижник не останавливался ни перед чем. С того момента, как бог, по беспомощности либо забывчивости, докладывал колдуну тайну собственного имени, ему не оставалось ничего другого, как подчиниться человеку либо поплатиться за свое неповиновение. Вера в волшебные характеристики божественных имен была присуща и римлянам. Когда римские войска осаждали город, жрецы римлян обращались к местному богу-покровителю с молитвой либо заклинанием, в каком призывали его покинуть осажденный город и перейти на сторону осаждавших. В заслугу они обещали божеству настолько же не плохое - и даже наилучшее - отношение со стороны римлян. Имя бога - покровителя Рима содержалось в серьезной тайне, чтоб его не переманили на свою сторону неприятели республики, подобно тому как сами римляне вынудили стольких богов, как крыс с тонущего корабля, спасаться бегством из приютивших их городов. Наиболее того, тайной было закутано настоящее заглавие самого Рима; произносить его запрещалось даже при совершении священных обрядов. Некто Валерий Соран, осмелившийся разгласить эту неоценимую тайну, был предан за это экзекуции и погиб насильственной гибелью. Старым ассирийцам также возбранялось произносить тайные наименования их городов. До реального времени черемисы с Кавказа из суждений суеверия держат наименования собственных селений в тайне. Тривиальная ошибка у создателя: "черемисы", другими словами марийцы, живут не на Кавказе, а на Средней Волге. Читатель, у которого хватило терпения проследить за нашим изложением предрассудков, связанных с личными именами, возможно, согласится с тем, что тайна, окружающая имена особ королевского происхождения, не является каким-то исключительным явлением либо выражением придворного раболепия. Она является менее как личным приложением общего закона первобытного мышления, в сферу деяния которого попадают обыкновенные смертные, боги, цари и жрецы.