#2 Сообщение Astrolog » 26 мар 2015, 23:05
На низшей стадии варварства мы обнаруживаем таковых божественных царей-жрецов на западном берегу Африки, В местечке Шарк-Пойнт, рядом с мысом Падроне (Нижняя Гвинея) один в лесу живет вождь-жрец Кукулу. Дотрагиваться к даме либо покидать собственный дом он не имеет права, он не смеет даже оставлять собственный трон и спит в нем сидя, так как стоит ему лечь, и совместно с ним уляжется ветер и прекратится судоходство. Он заведует бурями и вообщем поддерживает равновесие в атмосфере. На горе Агу в Того живет фетиш, либо дух, по имени Багба, который пользуется огромным влиянием во всей окружении. Ему приписывается способность вызывать и удерживать дождик, он является владельцем ветров, в том числе сухого, горячего ветра (харматтана), которые дуют из внутренней области. Жрец Багбы живет в доме на самой высочайшей горной вершине и держит ветры заключенными в большом кувшине. Обращаются к нему и за получением дождика; он же доходно торгует амулетами из зубов и клыков леопарда. Но хотя власть его велика и он является реальным вождем страны, закон фетиша запрещает ему покидать гору, он должен проводить на ее вершине всю свою жизнь. Только один раз в год он может спуститься вниз и сделать на рынке нужные закупки, да и тогда он лишен права входить в хижину какого-нибудь смертного и должен в этот же день возвратиться на место ссылки. Делами управления в селениях занимаются подчиненные вожди, назначенные жрецом. В царстве Конго (Западная Африка) был верховный жрец, которого называли Читоме, либо Читомбе, жрец, почитаемый богом на земле и всевластным на небе. До того как вкусить плодов новейшего урожая, они приносили их ему, боясь, что в случае нарушения этого обычая на их обрушатся бессчетные напасти. Когда он покидал свою резиденцию, чтоб посетить находящиеся в его юрисдикции места, все это время женатые люди должны были соблюдать серьезное воздержание; числилось, что хоть какое отступление от этого правила могло оказаться роковым для его жизни. Ежели же он был на пороге естественной погибели, конголезцам казалось, что готов погибнуть весь мир и земля, поддерживаемая его единой властью, рискует здесь же перевоплотиться в ничто. В эру испанского завоевания у полуварварских народов Новейшего Света были обнаружены иерархические и теократические страны, идентичные с японским; а именно, верховный жрец сапотеков, видимо, имел чрезвычайно много общего с микадо. Могущественный конкурент самого царя, духовный вождь воспользовался неограниченной властью в Иопаа, одном из основных городов королевства. Почести, которые ему воздавались, не поддаются преувеличению. В нем лицезрели бога, которого недостойна носить земля и освещать солнце. Его святость оскверняло даже обычное прикосновение его стопы к земле. Носилки его носили на плечах члены самых высокопоставленных семейств, он чуть удостаивал окружающих взором, и все, на кого он направлял собственный взгляд, падали ниц в ужасе, что, увидь они даже его тень, погибель настигнет их. Жрецы сапотеков, в особенности верховный жрец, были соединены серьезным правилом воздержания; но "раз в год в определенные дни, ознаменованные, обычно, пирами и танцами, верховный жрец напивался допьяна. Потому что в этом состоянии он не принадлежал ни небу, ни земле, к нему приводили красивейшую девственницу, посвятившую себя служению богам". Ежели она рождала отпрыска, он воспитывался как царевич крови: первосвященническнй трон наследовал старший из отпрыской. Приписываемые этому верховному жрецу сверхъестественные возможности в деталях неопознаны, но, возможно, они напоминали возможности микадо и Читоме. Там, где - как в Стране восходящего солнца и Западной Африке - подданные пребывают в убежденности, что порядок природных явлений и даже само существование мира соединены с жизнью верховного правителя либо жреца, они с необходимостью лицезреют в нем источник беспредельных благодеяний и бесчисленных угроз. С одной стороны, люд должен быть благодарен ему за дождик и свет солнца, которые способствуют созреванию плодов, за ветер, который пригоняет к берегу суда, и даже за твердую почву под ногами. Но он может и отрешиться все это давать. Зависимость природы от его личности настолько велика, баланс системы сил, центром которой он является, настолько хрупок, что мельчайшая оплошность с его стороны может до основания потрясти землю. А ежели на природу может подействовать мельчайший невольный проступок царя, несложно вообразить для себя, каким потрясением будет его погибель. Числилось, как мы лицезрели, что естественная погибель Читоме повлечет за собой разрушение всех вещей. Потому, заботясь о своей сохранности, которой грозит хоть какой опрометчивый поступок верховного правителя либо жреца, люд будет неукоснительно требовать от него следования правилам, соблюдение которых считается нужным для его собственного сохранения и, следовательно, для сохранения его народа и мира. Представление о ранешних королевствах как о деспотиях, в каких люд существует только ради суверена, никак не приложимо к рассматриваемым нами монархиям. Напротив, в их суверен существует ради собственных подданных; жизнь его владеет ценностью только постольку, так как он выполняет свои обязанности и направляет на благо народа течение природных явлений. Как он терпит в этом неудачу, расточавшиеся ему заботы, преданность, религиозное почитание обращаются в ненависть и презрение; его прогоняют е позором, ежели вообщем оставляют в живых. Сейчас ему поклоняются как богу, а завтра убивают как правонарушителя. Но в этом изменении поведения народа нет ничего от каприза и непоследовательности. Напротив, он ведет себя совсем разумно. Ежели верховный правитель - бог, он должен хранить собственный люд; ежели же он этого не делает, то должен уступить место наиболее способному. Но пока он отвечает ожиданиям народа, нет предела заботам, которыми тот его окружает. Таковой правитель живет опутанный сетями детально разработанною этикета, запретов и предписаний, цель которых состоит не в охране его плюсы и тем паче благополучия, а в удержании его от совершения поступков, которые, нарушая гармонию природы, могли бы ввергнуть его самого, люд и весь мир во всеобщую катастрофу. Эти предписания, регламентирующие каждый его поступок, не только лишь не содействуют удобству, но, напротив, донельзя стесняют его свободу и нередко превращают саму жизнь его, которую они имеют собственной целью сохранять, в тягостное бремя.