ДИАНА ВИРБИЙ

[Astrolog]

Кто не лицезрел картину Тёрнера "Золотая ветвь"? Пейзаж, залитый золотистым свечением грёзы, в которую опустился божественный дух Тёрнера, преобразивший прекраснейший из природных ландшафтов, увиденное в порыве вдохновения маленькое лесное озеро Неми, "зеркало Дианы", как называли его древнейшие. Незабываема размеренная аква гладь, окаймленная зеленоватой цепью Альбанских гор. Уединенность местности не нарушается 2-мя приемлимо итальянскими деревеньками, погруженными в дрему на берегу озера, и дворцом - также в итальянском стиле - с садами, которые резкими уступами спускаются к озеру. Кажется, как будто Диана не захотела бросить этот одинокий берег и продолжает обитать в лесной почаще! В древности на фоне этого лесного пейзажа не один раз разыгрывалось одно и то же странноватое и трагическое событие. На северном берегу озера, прямо под отвесными утесами, к которым притулилась деревушка Неми, находились священная роща и святилище Немийской, либо Лесной, Дианы. Озеро и роща были известны тогда под заглавием Арицийских. Но город Ариция (сейчас он именуется Ла-Ричча) был размещен практически в 5 километрах отсюда, у подножия Альбанской горы, и разделен крутым спуском от озера, находящегося в маленький воронкообразной впадине на склоне горы. В священной роще росло дерево, и вокруг него весь день до глубочайшей ночи крадущейся походкой прогуливалась сумрачная фигура человека. Он держал в руке обнаженный клинок и пристально оглядывался вокруг, как как будто в хоть какой момент ждал нападения неприятеля. Это был убийца-жрец, а тот, кого он дожидался, был должен в какой-то момент тоже уничтожить его и занять его место. Таков был закон святилища. Претендент на место жреца мог достигнуть его лишь одним методом - убив собственного предшественника, и удерживал он эту должность до того времени, пока его не убивал наиболее мощный и ловкий соперник. Должность эта, обладание которой было настолько зыбким, приносила с собой королевский титул. Но ни одна коронованная особа не была мучима наиболее сумрачными мыслями, чем НемийскиН жрец. Из года в год в зимнюю пору и в летнюю пору, в неплохую и нехорошую погоду, пес он свою одинокую вахту и лишь с риском для жизни урывками погружался в беспокойную дрему. Мельчайшее ослабление внимательности, проявление телесной немощи и утрата искусства владеть клинком ставили его жизнь под опасность: седина означала для него смертный приговор. От 1-го его вида очаровательный пейзаж блек в очах кротких и набожных паломников. С грозной и наизловещей фигурой Немийского жреца плохо сочетались мечтательная голубизна итальянского неба. игра светотени в летних лесах и сияние волн на солнце.

[Astrolog]

Давайте лучше вообразим для себя немийский пейзаж, каким он мог стать перед запоздалым путешественником в одну из числа тех бурных осенних ночей, когда густым дождиком падают увядшие листья и ветер поет погребальную песнь уходящему году. Какая сумрачная картина, положенная на меланхолическую музыку! На заднем плане темнеет растерзанный лес на фоне низкого, затянутого тучами неба, вздохи ветра в ветвях, шелест увядших листьев под ногами да плеск прохладной воды о берег. А на переднем плане в сумерках черная фигура человека, ходящего взад и вперед; и когда, выплыв из бегущего облака, бледноватая луна всматривается в него через оплетенные ветки, на плече его ярко вспыхивает сталь. Закон наследования титула жреца в Неми не имеет параллелей в классической древности. Для того чтоб отыскать ему разъяснение, следует заглянуть далее в глубь веков. Никто, видимо, не станет отрицать, что схожий обычай дает варварской эрой и, подобно первобытному утесу на гладко подстриженной лужайке, в совершенном одиночестве возвышается среди неповторимого италийского общества времен Империи. Но конкретно твердый, варварский нрав этого обычая вселяет в нас надежду на его разъяснение. Исследования в области древней истории населения земли нашли, что при множестве поверхностных различий 1-ые грубые философские системы, выработанные человечьим разумом, сходны в собственных существенных чертах. Следовательно, ежели мы сможем доказать, что таковой варварский обычай, как наследование титула жреца в Неми, существовал в остальных обществах, ежели нам получится раскрыть предпосылки существования подобного института и доказать, что одни и те же предпосылки действовали в большинстве (ежели не во всех) человечьих обществ, при разных обстоятельствах пробуждая к жизни множество различающихся в деталях, но в целом сходных институтов, в конце концов, ежели нам получится показать, что те же самые предпосылки, совместно с производными от их институтами, по сути действовали и в классической древности, - тогда мы сможем по праву заключить, что в наиболее отдаленную эру те же предпосылки породили правила преемственности жречества в Неми. За недочетом прямых сведений о том, как этот институт появился, наши заключения никогда не достигнут статуса подтверждения, но они будут наиболее либо наименее вероятными в зависимости от полноты, с какой получится выполнить указанные условия. Предложить довольно вероятное разъяснение института жрецов в Неми, удовлетворяющее сиим условиям, - вот цель данной книжки. Начнем с изложения тех немногих фактов и преданий по этому поводу, которые до нас дошли. Согласно одному из таковых преданий, культ Дианы Немийской был учрежден Орестом. который, убив Фаоса, царя Херсонеса Таврического, бежал с сестрой в Италию; в связке ветвей он привез с собой изображение Дианы Таврической. Опосля погибели его останки были перевезены из Ариции в Рим и захоронены на склоне Капитолийского холмика перед храмом Сатурна (рядом с храмом Согласия). Знатокам древности знаком кровавый обряд, который предание связывает с Дианой Таврической. Оно гласит: каждый чужестранец, который высаживается на берег, приносится в жертву на ее алтаре. Вообщем, будучи перенесен на италийскую почву, этот обряд вылился в наиболее мягенькую форму. В немийском святилище произрастало некоторое дерево, и с него не могла быть сорвана ни единая ветвь. Только беглому рабу, ежели ему это получится, позволялось сломать одну из веток. В случае фортуны ему предоставлялось право сразиться в единоборстве со жрецом и при условии победы занять его место и унаследовать титул Царя Леса (Rex Nemorensis).

[Astrolog]

В Тавриде был греческий храм Артемиды. Но римляне отождествляли греческую Артемиду с италийской Дианой, и эта подмена имен часто встречается в новейшей европейской литературе. По общему мнению старых, данной роковой веткой была та Золотая ветвь, которую Эней по наущению Сибиллы сорвал перед тем, как сделать опасное путешествие в страну мертвых. Бегство раба символизировало, по преданию, бегство Ореста, а его поединок со жрецом был отголоском человечьих жертвоприношений, когда-то приносившихся Диане Таврической. Закон наследования по праву клинка соблюдался вплоть до имперских времен. Посреди иных выходок Калигулы была таковая: решив, что жрец Неми оставался на собственном посту очень долго, он нанял для его убийства дюжего головореза. Не считая того, греческий путник, посетивший Италию в эру Антонинов (I-II вв.), писал, что наследование титула жреца по-прежнему добывается победой в поединке. Калигула Гай Юлий Цезарь (12-41) - римский правитель (с 37). Главные черты культа Дианы в Неми еще подлежат выявлению, Из найденных там остатков жертвоприношений явствует, что древнейшие считали ее, во-1-х, охотницей, во-2-х, благословляющей людей потомством, в-3-х, дарующей дамам легкие роды. Огонь, по-видимому, играл в ее культе особо важную роль. Во время ежегодного праздничка, посвященного Диане и приходившегося на самое жаркое время года (13 августа), ее роща озарялась светом бессчетных факелов, ярко-красный блик которых ложился на поверхности озера. В сей день по всей Италии у каждого домашнего очага свершались священные ритуалы. Сама богиня изображена на отысканных в пределах святилища бронзовых статуэтках держащей факел в поднятой правой руке. Выполняя данные обеты, дамы, молитвы которых были услышаны Дианой, приходили в святилище увенчанные венками, с зажженными факелами. Неизвестный римлянин зажег неугасимую лампаду в маленький гробнице в Неми во здравие правителя Клавдия и его семьи. Отысканные в роще светильники из обожженной глины, может быть, служили той же цели в отношении обычных смертных. Ежели это так, то аналогия меж сиим обычаем и обычаем католиков ставить освященные свечки в церквах очевидна. Не считая того, титул Весты, носимый Дианой Немийской, очевидно свидетельствует о том, что в ее святилище повсевременно поддерживался священный огонь. Большой, круглой формы фундамент в северо-восточном приделе храма, приподнятый на три отупении сохранивший следы мозаики, служил, возможно, основанием круглого храма Дианы-Весты, аналогичного храму Весты на Форуме. По всей вероятности, священный огонь поддерживался тут девственными весталками; на месте Немийского храма была найдена скульптура весталки из обожженной глины, Не считая того, обычай поклонения неугасимому огню, поддерживаемому девами-весталками, был всераспространен в Лации с древних времен. Во время ежегодного празднества в честь богини увенчивали венками охотничьих собак не трогали Одичавших животных. Юные люди совершали в ее честь очищающие ритуалы. Приносилось вино и устраивалось пиршество из мяса козлят, горячих лепешек, подаваемых на листьях, и яблок, сорванных совместно с ветками.

[Astrolog]

Но в роще близ Неми Диана царила не одна. Ее святилище делили с ней два божества наиболее низкого ранга. Одним из их была Эгерия, нимфа светлой речки, которая, разбиваясь в брызги о базальтовые горы, ниспадала изящным каскадом в озеро недалеко от местечка Ле-Моле (названного так поэтому, что там сейчас находятся мельницы деревни Неми). Журчание бегущего по гальке потока упоминается Овидием, который, по его собственному признанию, нередко пил из него воду. Беременные дамы приносили жертвы Эгерии, так как, подобно Диане, она числилась способной даровать легкие роды. Бытовало предание, что эта нимфа была супругой либо любимой мудрого царя Нумы и что плодом его общения с данной богиней были данные им римлянам законы. Плутарх ассоциирует это предание с иными рассказами о любви богинь к смертным, таковыми, как любовь Кибелы и Луны к красивым юношам Аттису и Эндимиону. По иным источникам, местом свиданий влюбленных были не Немийские леса, а роща недалеко от грота у Капенских ворот близ Рима, где из черной пещеры бил очередной святой источник, посвященный Эгерии. Раз в день римские весталки брали из этого источника воду для мытья храма Весты, перенося ее на голове в глиняном кувшине. Во времена Ювенала грот был выложен мрамором, и это освященное место осквернялось группами бедных иудеев, которые, как цыгане, обязаны были размещаться на ночлег в роще. Можно представить, что поток, впадающий в озеро Неми, - это и была сначало сама Эгерия и что, когда 1-ые поселенцы пришли с Альбанских бугров на берега Тибра, они принесли с собой культ данной нимфы и отыскали для нее новое жилье в роще за воротами Рима. Остатки купален, обнаруженные на земле святилища, и множество слепков разных частей тела человека, изготовленных из обожженной глины, наводят на мысль о том, что вода источника Эгерии использовалась для исцеления нездоровых. В согласовании с обычаем, который до этого времени соблюдался во почти всех частях Европы, нездоровые в символ надежды на исцеление либо благодарности посвящали богине слепки нездоровых частей тела. Убеждают, что источник поныне сохранил свои целительные характеристики. Иным немийским божеством наиболее низкого ранга был Вирбий. Предание гласит, что Вирбием был не кто другой, как молодой греческий герой Ипполит, целомудренный и красивый. Он научился охотничьему искусству от кентавра Хирона и проводил целые дни, охотясь на одичавших животных в почаще леса. Его единственной спутницей была девственная охотница - богиня Артемида (греческий двойник Дианы). Возгораясь собственной божественной спутницей, он с презрением отторгал любовь смертных дам, и это его погубило. Уязвленная его презрением к любви, Афродита возбудила любовь к Ипполиту в его мачехе Федре. Когда Ипполит отторг безнравственные ухаживания мачехи, она оклеветала его перед его папой Тезеем, Поверив в клевету, Тезей обратился к собственному папе Посейдону с мольбой о отмщении. И когда Ипполит мчался на колеснице по берегу Саронического залива, морской бог выгнал на поверхность воды свирепого быка. Испуганные лошадки понесли, и выброшенный из колесницы Ипполит отыскал погибель под их копытами. Но из любви к Ипполиту Диана упросила лекаря Эскулапа возвратить красивого юношу-охотника к жизни с помощью лечебных травок. Разгневанный тем, что смертный супруг вышел из ворот погибели. Юпитер низверг доктора в Аид. Все таки Диана смогла скрыть собственного любимца от глаз разъяренного бога густым облаком, изменила его черты, принудила смотреться старше, а потом перенесла к лесистым немийским ложбинам, вверив его заботам нимфы Эгерни. Безвестный и одинокий, жил он в глубине италийского леса под именованием Вирбия. Он правил там как правитель и предназначил рощу Диане. У него был красивый отпрыск, тоже Вирбий, который, не устрашившись участи отца, погнал упряжку горячих скакунов, чтоб примкнуть к латинянам в войне против Энея и троянцев.

[Astrolog]

Тут создатель снова смешивает имена греческих и римских богов: Диана - нужно Артемида, Эскулап - нужно Асклепий, Юпитер - нужно Зевс. Внрбию поклонялись не только лишь в Неми, да и в остальных местах: имеются сведения о том, что в Кампаньи у Вирбия был даже собственный жрец. В Арицийскую рощу и святилище не допускались лошадки, потому что они погубили Ипполита. К его статуе запрещалось дотрагиваться. Некие считали, что Ипполит - олицетворение солнца. "Но правильно то, - утверждает Сервий, - что он был божеством, связанным с Дианой настолько же тесноватыми узами, как Аттис - с Мамой Богов, Эриктоний с Минервой, а Адонис - с Венерой". Какого же рода были эти узы? Для начала заметим, что на всем протяжении собственного длинноватого и зигзагообразного пути этот мифический персонаж показал поразительную живучесть. Чуть ли можно усомниться в том, что Ипполит, святой римского календаря, которого несут лошадки и который находит погибель 13 августа, в день празднества Дианы, есть не кто другой, как этот же греческий герой. Два раза найдя погибель в качестве язычника, он счастливо воскрес в ипостаси христианского святого. Для того чтоб убедиться в том, что предания, объясняющие происхождение культа Дианы Немийской, не историчны, нет нужды в скрупулезном подтверждении. Они очевидно принадлежат к уровню всераспространенных легенд, которые измышляются с целью разъяснить происхождение того либо другого религиозного культа. При этом это делается при помощи настоящего либо воображаемого сходства, которое дозволяет возвести его к какому-то иностранному культу. Вправду, немийские легенды очевидно не вяжутся вместе, так как учреждение культа возводится то к Оресту, то к Ипполиту (в зависимости от того, какая черта его разъясняется). Подлинная ценность этих преданий заключается в том, что они наглядно иллюстрируют суть данного культа. Не считая того, они косвенно свидетельствуют в пользу почетного возраста культа, демонстрируя, что он уходит своими корнями в туман мифической древности. Тут немийские легенды наиболее достойны доверия, чем псевдоисторическое предание, подкрепленное авторитетом Катона Старшего, согласно которому священная роща была посвящена Диане некоторым латинским тераном Бебием (либо Левием) из Тускулума от лица народов Тускулума, Ариции, Ланувиума, Лаурентума, Коры, Тибура, Помеции и Ардеи. Это предание говорит в пользу большой древности святилища, потому что его основание датируется временем до 495 года до нашей эпохи, другими словами года, когда Помеция была разграблена римлянами и исчезла с лица земли. Но мы не можем допустить, чтоб настолько варварский институт, как наследование жречества в Арпции, был намеренно учрежден союзом цивилизованных городов, каковыми, без сомнения, являлись городка Лациума. Оно, обязано быть, передавалось по наследству с незапамятных времен, когда доисторическая Италия еще находилась в состоянии дикости. Правдивость этого предания ставит под колебание другое предание, которое приписывает заслугу основания святилища Манию Эгерию, которому должна своим существованием поговорка "В Ариции много Маниев". Некие создатели разъясняют эту поговорку ссылкой на то, что Маний Эгерий был предком старого и славного рода, тогда как остальные считают, что ее смысл сводится к тому, что в Ариции много уродливых, некрасивых людей. Они создают имя Маний от слова mania, что означает "бука", либо пугало, для малышей. Один римский сатирик употреблял имя Маний как синоним нищих, которые валяются на склонах Арицийских бугров в ожидании паломников. Подозрение возбуждает и это расхождение мнений, и противоречие меж Манием Эгерием и Эгерием Левием из Тускулума, и сходство обоих имен с именованием мифической Эгерии. Но переданное Катоном предание является очень обстоятельным, а его поручитель - очень почетным, чтоб отторгнуть его как пустой вымысел. Лучше представить, что оно относится к старой перестройке либо реставрации святилища, которая была произведена союзными государствами. В любом случае оно свидетельствует в пользу того, что роща Дианы давно была местом общего поклонения почти всех древних городов Лациума, ежели не всей Латинской конфедерации.

[Astrolog]

Артемида и Ипполит. Как мы лицезреем, предания о Оресте и Ипполите, не владея исторической ценностью, тем более, не лишены смысла вообщем, так как они помогают лучше уяснить для себя происхождение немийского культа методом его сопоставления с культом и легендами остальных святилищ. Возникает вопросец: почему для разъяснения Вирбия и Царя Леса создатели этих легенд обращаются к Оресту и Ипполиту? В отношении Ореста всё ясно. Совместно с Дианой Таврической, которую можно умилостивить лишь людской кровью, он пригодился для того, чтоб разъяснить кровавое правило наследования жречества в Ариции. В случае с Ипполитом не все так ясно. В истории его смерти можно без усилий усмотреть причину запрета вводить лошадок в священную рощу Дианы. Но самого по для себя этого чуть ли довольно для разъяснения идентификации Ипполита с Вирбием. Потому нужно поглубже разглядеть культ и миф о Ипполите. В Трезене Ипполиту было посвящено известное святилище, расположенное на берегу прелестной, практически закрытой бухты, где сейчас плодородная прибрежная полоса у подножия морщинистых гор покрыта апельсиновыми и лимонными рощами, также и высочайшими кипарисами, поднимающимися, подобно темным шпилям, над садами Гесперид. На противоположной стороне прозрачной голубой бухты возвышается священный полуостров Посейдона, и вершины его бугров покрывают зеленые сосны. Таково месторасположение святилища Ипполита. Снутри находился храм со скульптурой героя. Служба в нем лежала на жреце, удерживавшем за собой эту должность на всю жизнь. Каждый год в честь героя справлялся праздничек с жертвоприношениями, и его безвременная кончина оплакивалась траурным, скорбным пением женщин. Перед вступлением в брак юноши и девушки оставляли в храме пряди собственных волос. В Трезене находилась также гробница Ипполита, но обитатели не проявили бы для вас ее. Можно с большой толикой вероятности представить, что в лице красивого Ипполита, возлюбленного Артемиды, погибшего во цвете лет и раз в год оплакиваемого юными девушками, мы имеем 1-го из смертных любовников богини, играющих настолько приметную роль в религиях древности (самый обычный их представитель - Адонис). Соперничество Артемиды и Федры из-за привязанности Ипполита, как было сказано, воспроизводит соперничество Афродиты и Прозерпины из-за любви Адониса: ведь Федра - это двойник Афродиты. Эта теория дает справедливость как Ипполиту, так и Артемиде. Сначало Артемида была великой богиней плодородия, а по закону ранешних религий оплодотворяющая природу и сама обязана быть плодородной, а для этого она обязана непременно иметь при для себя жена. Согласно нашей гипотезе, Ипполит числился в Трезене супругом Артемиды. Назначением же срезанных прядей волос, преподносимых Ипполиту трезенскими юношами и девушками перед вступлением в брак, было способствовать укреплению союза с богиней для роста плодородия земли, скота и людей. Этот взор находит доказательство: в трезенском святилище Ипполита совершалось поклонение двум божествам дамского пола - Дамии и Ауксезии, связь которых с плодородием неоспорима. Когда Эпидавр мучился от голода, его обитатели, подчиняясь указанию оракула, вырезали из священного оливкового дерева и водружали изображения Дамии и Ауксезии, после этого земля опять приносила плоды. Наиболее того, в самом Трезене - а может быть, в святилище Ипполита - в честь этих женщин, как называли их трезенцы, устраивался любознательный праздничек с бросанием камешков. Просто показать, что подобного рода обычаи практиковались во почти всех странах с целью получить неплохой сбор. Что все-таки касается истории катастрофической смерти молодого Ипполита, то мы можем проследить бессчетные ее аналогии с схожими же историями о прекрасных смертных юношах, которые заплатили жизнью за короткое удовольствие любовью бессмертных богинь. Эти несчастные. возможно, не постоянно были мифическими персонажами, и предания, которые лицезрели в пурпурном цветке фиалки, в красном пятнышке на анемоне и в малиновом румянце розы пролитую ими кровь, были не попросту поэтическими аллегориями молодости и красы, скоротечной, как летние цветочки. В их содержалась наиболее глубочайшая философия соотношения жизни человека и жизни природы, сумрачная философия, которая породила более темную практику. В предстоящем мы узнаем, какова была эта философия и эта практика.

[Astrolog]

Резюме. Сейчас нам ясно, почему древнейшие отождествили Ипполита, жена Артемиды, с Вирбием, который по мнению Сервия, относился к Диане так же, как Адонис - к Венере и Аттис - к Мамы Богов. Ведь подобно Артемиде, Диана была богиней плодородия вообщем и деторождения а именно и в этом качестве, как и ее греческий двойник, нуждалась в партнере мужского пола. Таковым партнером, ежели верить Сервию, и был Вирбий - основоположник священной рощи и 1-ый немийский правитель. Вирбий явился мифическим предшественником либо макетом жрецов, которые служили Диане под заглавием Царей Леса и, как и он, погибали насильственной гибелью. Потому естественно представить, что они находились с богиней рощи в тех же отношениях, что и Вирбий, - короче говоря, смертный Правитель Леса имел собственной царицей саму Лесную Диану. Ежели охраняемое им ценой жизни дерево служило воплощением Дианы (что представляется вероятным), жрец мог поклоняться ей не попросту как богине, да и обнимать ее как супругу, В таком допущении по последней мере нет ничего абсурдного, Даже в эру Плиния один благородный римлянин конкретно так обращался с прелестной березой в иной священной роще Дианы на Альбанских буграх. Он обнимал и целовал ее, лежал в ее тени и поливал вином ее ствол. Этот римлянин очевидно воспринимал дерево за богиню. Обычай вступления в брак с деревьями до этого времени практикуется мужчинами и дамами в Индии и остальных восточных странах. Почему же он не мог иметь места в Старом Лациуме? Из приведенных примеров можно заключить, что культ Дианы в священной Немийской роще имел огромное значение и уходил своими корнями в незапамятную древность; что Диана почиталась как богиня лесов и одичавших животных, а может быть, также домашнего скота и плодов; что древнейшие верили в то, что она дарует мужчинам и дамам потомство и помогает матерям рождать; что священный огонь Дианы, поддерживаемый целомудренными весталками, повсевременно горел в круглом храме святилища; что с ней ассоциировалась аква нимфа Эгерия, которая выполняла одну из функций Дианы (помощь дамам при родовых схватках) и которая, по народной легенде, смешивалась в священной роще браком с старым римским царем; что Диана Лесная имела спутника мужского пола по имени Вирбий, который относился к ней, как Адонис - к Венере и Аттис - к Кибеле; и, в конце концов, что в историческое время мифический Вирбий был представлен жрецами, Царями Леса. Они погибали от клинка собственных преемников, и жизнь их была связана со священным деревом в роще. Жрец был гарантирован от нападения только до того времени, пока дерево оставалось нетронутым. Эти выводы сами по для себя, естественно, недостаточны для разъяснения правила преемства звания Арицийского жреца. Но, может быть, вербование наиболее широкого круга данных уверит нас, что они содержат в зародыше решение трудности. Пустимся же в путешествие по морю фактов. Оно будет долгим и утомительным, но совместно с тем в нем будет очарование познавательного путешествия, во время которого мы посетим множество странноватых чужеземных народов с еще больше странными обычаями. Снимемся же с якоря, наполним паруса ветром и покинем на время побережье Италии.